племянник себе в жены хотел взять. Да уж! Верх мастерства, ничего не скажешь! А ведь Ухтомская сейчас не только связи имеет, у неё теперь и приданое завидное. И папенька у нее председатель «Союза солезаводчиков», и доходы у них резко возросли. Вот только, вашему племяннику это счастье теперь «не светит» — в розыске он.

— Всё верно! — подтвердил Лисичянский, стараясь, если не сохранить достоинство, то хотя бы не выглядеть трусом, отказывающимся принимать последствия.

— Хорошо, что вы это понимаете, Аристарх Игнатьевич! — мягко и неожиданно любезно произнес хозяин квартиры. — Но не будем об этом. Про «бенефис» Воронцова мы все в газетах читали, и понимаем, что с нынешними деньгами и связями он имеет все шансы поймать вашего племянника, а там и разные неприятности причинить и вам, и остальным членам клуба.

— Так вы не… — тут у Аристарха от волнения пересохло в горле, пришлось отпить кофе, чтобы закончить вопрос: — Так вы не поможете, Ян Карлович?

— Ну что вы, право! Помогу, разумеется. Вернее, мы поможем, да, Стани́слав?

Поручик только коротко кивнул, как о чем-то само собой разумеющемся.

— Поэтому сделаем так! Племянника пока спрячьте подальше и сами в обществе некоторое время не появляйтесь. Если будут спрашивать — отвечайте, что совершенно не в курсе. «Ничего не знаю», и всё тут! Ну, а пока вот этот блестящий офицер — и Бергман кивком указал на Свирского — сам все исправит. Вы говорили, Ухтомский поставил Воронцову условие — дворянство получить? Ну, так вот, парень он, как я понял, решительный и быстрый, денег у него много, да и слава о нём пошла громкая… Опять же покровительница у него высокая и влиятельная. Так что месяц, максимум два — и станет он дворянином, я уверен.

— И чем нам это поможет? — недоуменно пролепетал Лисичянский, у которого в ушах эхом отдавалось «слава громкая, покровительница высокая и влиятельная…»

— А затем наш блестящий поручик Свирский его на дуэль и вызовет! — весело ответил Ян Карлович, и у Аристарха потемнело в глазах. Так вот, небрежно, без сомнений, берутся устранить человека, за которым высокие покровители стоят? Это чем же расплачиваться придется? И не всю ли оставшуюся жизнь?

Тут Аристарх еще, совершенно некстати, припомнил, что несколько лет назад слышал уже об этом Свирском. Из шляхтичей он, древний, но давно обедневший род, куча гонора, претендует, что из князей, но титул в Российской Империи не признан. А блеск любит, потому постоянно сидел без денег, завёл кучу долгов, а потом карьера «застряла»… Потому как «дуэлянт». На саблях рубится отлично, и стреляет отменно. На двадцати шагах, говорят, из нагана в пятак попадает, а на тридцати — в игральную карту. И было за ним несколько дуэлей, за что и был отправлен в Туркестан. Но теперь, похоже, вернулся.

— Нет, до смертоубийства доводить не станем, ни к чему это! — прервал судорожные мысли Аристарха звучный голос хозяина квартиры. — Просто этот Воронцов после дуэли инвалидом останется да на несколько месяцев в койку угодит, это уже будет первый шаг! Дела-то пригляда требуют, особенно дела новые, только запущенные… Так что, когда господин Воронцов сможет подняться, окажется он никому не нужным банкротом.

Лисичянский только кивнул.

— И вам, Станислав, лучше не зевать, — обратился Ян Карлович уже к Свирскому и подмигнул. — За нищего инвалида Ухтомский свою дочь не отдаст, расторгнет помолвку. А Наталья Дмитриевна, хоть и не красавица, как говорят в свете, но род хороший, связи есть, да и приданое какое-никакое завелось.

Лисичянский только судорожно сглотнул от лихости замыслов. Впрочем… Хозяин квартиры, похоже не сомневается, что стоит лишь убрать преграду в лице Воронцова, как «осчастливленная» вниманием Свирского Натали тут же выбросит белый флаг. Впрочем, даже если это не так, Аристарх Лисичянский будет последним, кто рискнет с этими людьми спорить.

— Ну вот! — резюмировал Бергман, — а там Ухтомские от своих показаний откажутся, адвокаты напоют, где надо, и дело развалится. И вы сможете жить спокойно!

* * *

После ухода Лисичянского в гостиной минут пять царило молчание, двое оставшихся просто пили кофе и думали каждый о своем.

— Ты чем-то озадачен? — прервал вопросом молчание Бергман.

— Да, дядя.

При этих словах Бергман не стал морщиться, хотя родство со Стани́славом было весьма отдаленным. Ну, кто же троюродного племянника всерьез родней числит? Однако, заметив, что Свирскому это приятно, Ян Карлович сам иногда стал называть его племянником и предложил звать себя дядей. Ведь ему это ничего не стоит, верно? А одной ниточкой для управления больше! Глядишь, и пригодится когда…

— И чем? Тем, что я предложил женить тебя на этой тощей и рыжей Ухтомской?

— Разумеется, нет. Вряд ли ты это говорил всерьез. Да и я, как ты знаешь, вовсе не из охотников за приданым. Но я не пойму, зачем нам это? Зачем помогать этим запутавшимся тупицам? Чем это приблизит освобождение Польши?

Ян Карлович усмехнулся, потом налил себе коньячку и медленно, смакуя вкус, выпил. И лишь затем тихо произнес:

— Все просто. Российская Империя сейчас слишком сильна, чтобы мы могли так вот запросто, подняв восстание, рассчитывать на успех. Нет, племянник, нам нужна мощная поддержка. Вот я и стараюсь дружить с англичанами. А у одного из их лордов как раз есть деловые интересы в поставках леса из того медвежьего угла. И в его интересах, чтобы у этих лопухов ничего не менялось.

— А ты не боишься, что британцы просто станут для нас новыми хозяевами? — спросил поручик, пытливо глядя на дядю.

— Ну, разумеется, побаиваюсь! — усмехнулся тот. — И именно поэтому Польше нужно, чтобы местные «ревнители старины» были наподобие моего недавнего гостя, туповатые и жадные, не способные даже простую операцию спланировать. Они буквально толкают свою страну к бунту. А в случае бунта по всей Империи, Польша сможет освободиться и без помощи иностранцев.

* * *

На обратной дороге сил на пешую прогулку у Аристарха Лисичянского не осталось, поэтому он быстро поймал извозчика и доехал к себе