— Славно, — одобрил Змей, взлетая на черного нервного коня. — Веди твердой рукой. Не бойся, я пригляжу сзади.

Вот теперь боюсь...

Время потянулось нестерпимо медленно, почти как в тот первый день, когда Дрей посадил меня на волка и я изнывала от боли и неудобства. Только сейчас все хуже.

Я опять чувствую боль, и она гораздо сильнее. Теперь я не на волке, веду послушную рыжую лошадь. Мне кажется, что я сплю и вижу дурной сон.

Такое ощущение было у меня уже много раз. Точнее, почти каждый день, когда я просыпалась в своей каморке у Быка и мечтала о том, чтобы проснуться.

«Я вижу сон, скоро проснусь дома», — говорила я себе и шла подавать морс гостям таверны.

Сейчас, безнадежно мечтая о том, чтобы проснуться, я пытаюсь усмирить боль, страх и панику.

Как тогда в пещере, я начинаю считать:

«Раз, два, три, четыре...»

На какое число станет легче? Кольцо, сдавившее грудь, должно же разжаться рано или поздно? Должно?

«Тысяча двадцать пять, тысяча двадцать шесть...»

Змей едет за мной, и у меня ощущение, что от его взгляда как иглой колет у основания шеи. Стараюсь держать спину прямо, стараюсь не опускать голову. Я не должна показывать слабость. Хотя бы не всю...

«Десять тысяч один, десять тысяч два... На какое-то число станет легче, обязательно».

Знаю, что должна просто признать новое положение вещей. Надо принять, что нам иногда встречаются и мерзавцы. Следует простить себя за ошибку, подсчитать потери, проанализировать случившееся и идти дальше.

Но это как-нибудь позже, а пока приходится терпеть ноющую боль. Где Крис с его магическими искрами? Я бы не отказалась, чтобы он заговорил мне сердце. Хотя бы немного.

Больно.

И опять страшно.

Я снова спряталась где-то внутри себя. Залезла там под одеяло и сквозь щёлочку наблюдаю за происходящим.

Не надо было...

Не надо было просыпаться этим утром. Ночью было так хорошо... Почему день настолько жесток?

***

Первый день в пути казался мне бесконечным, но по сравнению с этим, тот был просто молнией.

Ужасное утро превратилось в отвратительный день со скоростью самой медленной улитки. Но, полдень всё-таки пришёл, и вместе с ним наступило время привала. Нужно напоить лошадей, отдохнуть, размяться, перекусить, переждать жару.

Мы остановились недалеко от дороги, там, где огибая пышные деревья, бежит неглубокий весёлый ручей.

Я поспешно начала слезать с рыжей лошади опасаясь, что мне начнут помогать, а точнее — боясь, что подойдёт Ариас. Не уверена в том, как именно перенесу его прикосновения. Слезть не успела. Знакомые руки подхватили меня за пояс, насильно оторвали от седла, за которое я держалась, и поставили на землю.

— Не глупи, лисичка, — отчётливо произнёс над ухом мелодичный голос Ариаса. — Упасть и подвернуть ногу — плохая затея. Как переносишь дорогу?

Какой заботливый мерзавец...

— Волнуешься о своей собственности? — саркастично спросила, ожидая, когда меня отпустят. Он не спешит убирать руку.

— Разумеется, моя милашка, — нежно ответил Змей. — Разве ты не знаешь, что бесценна?

Кажется, у меня аллергия на слово «милашка».

— Меня зовут не милашка. И я не твоя.

— А твой запах и моя память говорят об обратном, моя немилашка, — немедленно ответил Ариас и нагло прижался носом к моим волосам, явно вдыхая запах.

Стиснув зубы, промолчала. Он все ещё держит меня. Почему все ещё держит?

— И? — не выдержала и дернулась.

— И? — передразнил и удержал.

— Ты меня выпустишь? Я хочу отойти, — голос предательски дрогнул. К глазам опять подступили слёзы. Не хочу, чтобы он видел их.

— Обязательно. Как только ответишь на вопрос.

— Какой вопрос?!

— Как переносишь дорогу?

Сейчас с ума сойду. Да какая ему разница? Какая. Разница. Теперь?!

Ощущаю как от подступивших чувств скручиваются в узел все органы в груди. Мне трудно дышать.

— Сейчас гораздо хуже, — с трудом ответила. — Пожалуйста, отпусти.

— Печально, печально, — с насмешливой грустинкой ответил мне Змей, и убрал руку. — Уверен, вторая половина пути пройдет лучше.

Я отшатнулась, так и не посмотрев на него, почти бегом удрала в кусты.

Что же ему нужно от меня?!

Может Ариас — это змей, который просто развлекается с испуганным кроликом? Ему нравится пугать...

Сходя с ума от кипящих в голове мыслей и одновременно шарахаясь от Ариаса, как от чумы, я увязалась за Дреем, который наполнял свежей водой свой бурдюк.

— Дрей... Как ты себя чувствуешь?

Ощущаю вину, что со своими печалями совсем забыла про него. С учетом того, что Волк проявлял ко мне знаки внимания, разговаривать с ним несколько неловко. Но я не могу не узнать о его состоянии, это слишком важно. Я чувствую свою ответственность.

Окинув меня традиционным совершенно нечитаемым взглядом, Дрей молча пожал плечами, придерживая горлышко сосуда под водой прохладного ручья.

Скрывая неловкость, села рядом, умывая лицо и руки. Вода освежает голову. Мимо на полном ходу носятся зелёные стрекозы. Дрей продолжает молчать. Мысленно сетуя на мужскую немногословность, поняла, что придётся выпытывать.

— Давай так, что ты чувствуешь? Что-то изменилось?

Дернул щекой.

— Дрей, я правда беспокоюсь! Скажи мне хоть что-нибудь. Пожалуйста...

Он бросил на меня серый взгляд и нехотя заговорил.

— Не знаю я, Лиса. Живой, как видишь. Пока чувствую слабость. Но магии...

Он щелкнул пальцами и сделал круг рукой.

— Да, ничего. Магии нет. Это уже неплохо.

— А волчьи... особенности есть?

Дрей опять пожал плечами.

— Не уверен? Нет? — я не успокаивалась, вглядываясь в него, силясь прочитать хоть что-то на невозмутимом лице.

Молчит. Не выдает себя ни одним движением, ни один мускул не дрогнул. Я поняла, что информации не добиться.

— Если сердишься, извини. Просто волнуюсь за тебя... — огорченно отступила, неловко залезая ботинком в воду.

Воин закрыл бурдюк, выпрямился, тяжело вздохнул и уже свирепо посмотрел мне в глаза.

— Женщина... — с рыком сказал он, вложив в слово максимальное количество истинно мужского недоуменного раздражения. — Я не понимаю, почему ты решила, что я должен на тебя сердиться. Ты сделала то, что я попросил. Я — благодарен. Сказал правду: магии нет, чувствую слабость. Всё. Я могу сердиться на кого угодно, на что угодно, но я не сержусь на тебя.

Беспомощно глядя в хмурые серые глаза, я в очередной раз осознала, что женское восприятие мира может быть крайне далеко от реальности.

«Глупая ты, Алиса. Волков твоя внутренняя „Санта-Барбара“ вообще не интересует».

Выдохнула, ткнула носком ботинка камешек.

— Я