Шрифт:
Закладка:
Когда по приглашению Георгия Ивановича навестить сына приехал отец Алексея, то не смог сдержать слез. Конечно, он сразу же хотел забрать Алексея домой, но вступился Георгий Иванович: «Если вы хотите, чтобы ему стало еще лучше и его состояние стабилизировалось, он должен остаться здесь еще по крайней мере на две недели».
Что же до самого Алексея, у него больше не было никакого желания покидать Гурджиева. Более того, он очень хотел продолжать участвовать в Движениях и танцах, которыми мы регулярно занимались, готовясь к публичной демонстрации.
* * *
В конце пребывания Алексея в Институте Гурджиев объяснил нам, что на самом деле случилось с этим бедным молодым человеком в результате чрезмерного питания.
«В человеке, – сказал он нам, – отдельные железы производят определенное количество веществ для переваривания пищи. Предположим, например, что организм производит 50 грамм желудочного сока, и благодаря этим 50 граммам он может преобразовать 500 грамм различных продуктов в элементы, которые может усвоить кровь. Если в организм поступит 1000 грамм пищи вместо 500, то пропорция желудочного сока будет уже не 1 к 10, а 1 к 20. Поэтому тяжелая пища, которая медленно переваривается, не может разложиться на элементы, которые кровь может абсорбировать. Перевариться может только более легкая пища, которую могут преобразовать желудочные соки, растворенные в пропорции 1 к 20».
«Поймите, я не даю вам точные числа или точные данные о переваривании, но благодаря этим примерам вы можете понять, что случилось с Алексеем. На самом деле он съедал намного больше килограмма пищи и так нагружал свой желудок, что его желудочные соки – так же как и другие пищеварительные соки, о которых я не упоминаю – растворялись настолько, что были неспособны разложить даже самые легкие продукты в элементы, пригодные для усвоения. Поэтому почти все, что он ел, просто проходило через его организм, совсем не питая его».
«Несмотря на все это, он не умер – только потому, что его тело каким-то образом приспособилось исхитряться использовать несколько первых глотков из того, что он съедал. С другой стороны, поскольку его желудок все больше и больше расширялся, чтобы наесться, он должен был с каждым разом есть все больше и больше».
Повернувшись к Алексею, Гурджиев сказал: «Теперь ваш желудок почти в норме. Если вы хотите оставаться здоровым, не ешьте больше, чем вы ели здесь в течение этих нескольких недель. На некоторое время вы должны принять то, что будете заканчивать свою еду с чувством голода. Сейчас чувство голода проходит у вас спустя полчаса после еды, что уже большой успех, но скоро оно будет исчезать в тот момент, когда вы будете вставать из-за стола».
Спустя две дополнительные недели, потребованные Гурджиевым, Алексей уехал от нас, чтобы вернуться к своей учебе. Больше я его никогда не видел.
Первый холодный душ
Сколько я себя помню, я всегда мечтал о наиболее полном развитии своих физических способностей: своей ловкости, гибкости и, особенно, силы. Я даже ухитрился убедить родителей купить мне полный комплект оборудования для культуризма, и с маниакальной приверженностью посвятил себя тренировкам.
Вскоре появились очевидные результаты. Я быстро превзошел всех своих одноклассников и даже своего старшего брата. Став чемпионом школы, я поверил, что все восхищаются и завидуют мне, меня начало поглощать чувство превосходства, которое я пытался скрывать под видом подростковой скромности. Что же до привлекавших меня девушек, то я надеялся очаровывать их, щеголяя своей силой.
Во время войны чрезмерно развитые, выпуклые мускулы не давали преимущества, поскольку делали из меня легкую мишень для пуль и шрапнели. Но по приезде в Турцию мне удалось устроиться борцом в столичном цирке, и культ тела вскоре вернулся. Я быстро стал звездой борцовских турниров и если не чемпионом, то, по крайней мере, любимцем женщин. Так, переполненный гордыней, с поднятым носом, держа руки в карманах, я медленно прогуливался по старому городу, напыщенно наблюдая мелкие занятия своих товарищей.
В это время я стал членом группы Успенского. В среде, благоприятной для интеллектуальных занятий, я почти стеснялся своих непомерных мускулов. И все же постепенно Успенский, а позже и Гурджиев, узнал о моих неожиданных возможностях, и я стал пользоваться любым удобным случаем продемонстрировать свою физическую удаль.
Время от времени Георгий Иванович восклицал: «Браво, Чехович!» – и я был счастлив вновь вызвать заслуженное, с моей точки зрения, восхищение.
Однажды Георгий Иванович очень торжественно при всех объявил: «Смотрите все! У Чеховича столько силы, что он даже не знает, что с ней делать».
Я понял: сейчас или никогда; наступил момент показать им, что они до сих пор ничего еще не видели! Потупив глаза, я с выражением крайнего смирения произнес: «Знаете, Георгий Иванович, я способен на большее! На войне я не мог тренироваться, но теперь я планирую снова серьезно возобновить занятия, и более того, теперь на научной основе».
Георгий Иванович невозмутимо посмотрел на меня и кивнул головой: «Очень хорошо, Чеслав. Это очень хорошо».
Меня охватило возбуждение любви к самому себе.
«Действуйте, – продолжал Гурджиев. – Тренируйтесь. Становитесь все сильнее и сильнее. Но знайте: что бы вы ни делали, вы никогда не станете сильнее осла!»
У меня потемнело в глазах. Я почувствовал головокружение, лицо приобрело малиновый цвет, ноги налились свинцом; я стал оглядываться вокруг, отчаявшись хоть как-то вернуть самообладание.
Тот первый холодный душ был, что надо. Я никогда больше не хвастался и даже не интересовался своей физической силой.
Развлекательная память
Меня всегда привлекали ловкость рук и мастерство фокусников. В двенадцать лет я ни за что на свете не пропустил бы ни одного вечернего представления фокусников в нашем городе. Однажды я набрался смелости и познакомился с одним из исполнителей, о мастерстве которого громко кричали афиши. Сначала я почувствовал, что он хочет отделаться от меня, но потом, тронутый моим разочарованным видом, он пригласил меня на обед. Должно быть, он заметил во мне какие-то необходимые ему качества, потому что вскоре он сделал меня своим ассистентом.
В результате я почти стал профессиональным чародеем, и такая работа рассеяла мои романтические иллюзии об этом виде развлечений. Несмотря на это, я никогда не терял уверенности в существовании действительно чудесных сил. Фактически мой интерес даже усиливался, когда я наблюдал исполнение определенных трюков: например, способности некоторых людей демонстрировать необыкновенную память. Я говорил себе, что здесь никакие фокусы невозможны. Этот дар выглядел чудом, и я решил, что
