– Секондо, опомнитесь! Кто, по-вашему, мог подмешать графу в шампанское снотворное? Кому это было выгодно? Международной корпорации по производству игристых вин?

На успев договорить, Стуки уже пожалел о сказанном: бармен посмотрел на него с плохо скрываемой враждебностью.

– Продолжайте шутить над покойником, продолжайте…

– Может быть, вы располагаете конкретными фактами? – поспешил исправить неловкость Стуки. – Или вы так хорошо знали этого человека, что категорически исключаете временное помешательство?

Секондо надолго замолчал, казалось, он старался что-то вспомнить. Внезапно его прорвало:

– Граф любил женщин, вино, конечно же. Еще ходить пешком и смотреть на огонь. Такой человек может совершить самоубийство?

– А и вправду, – подумал Стуки и, поднеся к глазам бутылку, прочитал: «Edamus, bibamus, gaudeamus» – «Давайте есть, пить и наслаждаться!» У этого господина Анчилотто на всех бутылках были надписи на латыни?

Бармен не удостоил его ответом.

– Завтра бар будет закрыт, – объявил Секондо, – я иду на похороны.

– Закрыт? Целый день? То есть завтра никаких тефтелей?

– Это самое малое, что я могу сделать, чтобы почтить память графа.

Надо же!

– А где он жил? – спросил Стуки.

Секондо произнес название города с такой торжественностью, будто речь шла о священной реке: Чизонди-Вальмарино. Именно там, где Стуки провел полную загадок ночь! «Ведьмы», – инспектор на секунду мысленно вернулся к сестрам из переулка Дотти.

– Я тоже завтра пойду на похороны, – сказал инспектор Стуки.

Это было одним из тех внезапных решений, о которых никогда не знаешь, откуда они берутся. Или все-таки знаешь?

18 августа. Вторник

На похоронах господина Анчилотто, казалось, собрался весь город. В церкви яблоку было негде упасть. Первые ряды церковных скамей занимали ученики младших классов, за их спинами расположились подростки. Дальше сидели мастера-бондари, пожилые сомелье и энологи[9] – выпускники славной школы виноделов с полуторавековой историей, находившейся в соседнем городе Конельяно. Также было много стеклодувов, работников питомников, не говоря уже об агрономах, ампелографах[10], специалистах по корневой системе и фитопатологах – тех, которые воюют с вредоносными микроорганизмами, атакующими виноградную лозу. Большая часть многоликого мира вина собралась здесь в этот час, чтобы почтить память безвременно ушедшего прославленного рыцаря просекко. Среди остальных выделялись массивные фигуры торговцев и прессовщиков винограда: создавалось впечатление, что они уже сейчас ощущали на своих плечах тяжесть ожидающего их изнурительного труда во время предстоящего сбора урожая. Все присутствующие были одеты по случаю – в темные одежды строгого покроя; у всех грустные лица, сложенные на коленях руки. Тем не менее порой можно было услышать кое-какие перешептывания о делах, раздавалось тихое «по рукам», сопровождавшееся рукопожатием, – условный знак только что заключенной сделки, называлось количество литров, пробок, этикеток, бутылок, а также названия больших ресторанов, которые покупали вино по отличной цене.

Инспектор Стуки стоял в дальнем углу церкви, у самых дверей. Бармен Секондо сидел в первых рядах, среди детей и немногочисленных дальних родственников покойного графа, который и сам в свое время не позаботился о продолжении рода, и его предки, судя по всему, были не очень-то плодовиты. Когда гроб выносили из церкви, словно разрезая ожидавшую у входа толпу на два крыла, Стуки представил, что вот сейчас все поднимут высоко над головой бокалы с пенящимся вином и выпьют за короля виноделов. Но ничего подобного не произошло: в абсолютной тишине люди выстроились за гробом, и длинная молчаливая процессия двинулась по улицам города по направлению к кладбищу.

И все же, по ощущениям инспектора, основной коллективной эмоцией, царившей на похоронах господина Анчилотто, была не горечь утраты, а, скорее, удивление. Стуки не знал, что и думать: было ли это доказательством того, что граф в своей жизни не был ни к кому слишком привязан – впрочем, как и другие к нему – или, наоборот, он наконец-то избавил сограждан от своего обременительного присутствия.

Стуки не вошел на кладбище, он остался у ворот и принялся рассматривать припаркованный неподалеку старый желтый автомобиль, похожий на нью-йоркское такси. Он слышал слова патера, которые, отдаваясь эхом в горячем воздухе, словно парили над холмами. Инспектор заглянул через кладбищенскую ограду. Его внимание привлекла группа мужчин в красных накидках, которые окружили могилу, чтобы попрощаться с усопшим.

– Кстати, что это было? Какое-то Братство просекко? – вспомнил об этом Стуки уже по дороге домой, исподтишка наблюдая за Секондо, который сосредоточенно вел свой старый «мерседес».

– Конечно! Те, которые были в красных накидках, – они из Братства, – ответил бармен, все еще погруженный в свои мысли. – Господин Анчилотто был одним из них. Производитель вина такого масштаба не мог быть проигнорирован Братством, которому есть дело до всего, что касается деятельности здешних виноделов. Добровольная ассоциация, которая многое сделала для местной экономики и для распространения культуры вина.

– Надо же! Братство просекко, – размышлял Стуки, пока автомобиль медленно продвигался среди виноградников, усыпанных отяжелевшими гроздьями.

Толстый ковер из аккуратно убранных опавших листьев покрывал все пространство справа и слева от дороги, вызывая ощущение слегка несовершенного порядка.

– А что это за шлейф? – спросил Стуки, указывая на небо.

– Обыкновенный цементный завод, – ответил Секондо, не придавая особого значения увиденному.

– Большой цементный завод, – задумчиво произнес инспектор, – очень большой.

Он стал наблюдать за тем, откуда и в каком направлении двигался дым, подгоняемый ветром.

– Что ни говори, а господин Анчилотто проделал большой путь от своей виллы до места последнего упокоения, – сказал Стуки, вспомнив о расстоянии, которое они прошли от церкви до кладбища. – Человек в пижаме с шестилитровой бутылью под мышкой, и никто его не заметил?

– Может быть, это было глубокой ночью. И вообще, все знали графа Анчилотто как человека крайне эксцентричного. Если даже кто-то его и видел, то наверняка подумал, что это очередная выходка графа.

– Выходка? Вот уж точно! Однако взять хотя бы один матузалем – он ведь тяжелый.

– Вот так: взял и умер! – бормотал Секондо, который никак не мог успокоиться, – в конце концов, эти его враги…

– Враги, Секондо? Какие враги?

– Даже если не принимать в расчет экономку графа. Та еще штучка – кислая, как пропавшая сметана.

– Чем-то она была ему полезна. И потом, кто может быть настолько глуп, чтобы нанимать на работу врага, когда речь идет о том, чтобы класть соль в обеденный суп?

– Были и другие лица, именно в Братстве просекко. Какие-то подвалы… кое-кто из производителей вина… довольно темные личности.

– Ну конечно, всемирный заговор!

– И потом, наследство, – рассеянно произнес Секондо.

– Наследство? – насторожился инспектор.

– У него ведь не было ни