он не вернулся с прогулки со схемой новой куклы – эти черчения он купил у какого-то пройдохи со станции «Тарабар», занимавшегося темными делами. Хозяин сделал куклу по новым схемам, но ничего хорошего из этого не вышло. Малыш Кобб оказался настоящим монстром – однажды он отломал мне палец и швырнул его в камин. Хозяин жестоко наказал его за это – разобрал на части. И так Малыш Кобб висел неделю – все его части отдельно: он орал, плакал и ругался. После этого Малыш Кобб не смел ко мне прикасаться без позволения Хозяина. А потом его купили – Хозяин продал его какому-то наивному папаше, который искал подарок к празднику для своего сыночка. Больше кукол на продажу в лавке не осталось. После закрытия кабаре Хозяин становился все беднее. Сперва у нас всегда горел камин, но вскоре Хозяин стал греться от примуса. Сперва заказы и меню приносили из ресторанчика «Тарталетки Кри», но затем Хозяин стал питаться тем, что находил где-то сам. У него не осталось денег даже на то, чтобы купить керосин для лампы… А потом он принес это платье. Я не знаю, откуда оно взялось.

– Целое состояние, взявшееся вдруг и из ниоткуда, – пробормотал Брекенбок. – Может, платье ему дал тот, кто заказал тебя? Какой-то богатенький толстосумчик?

– Я не знаю, для кого я была сделана. Хозяин говорил, что я – музыкальная шкатулка, созданная, чтобы играть и петь для него, но, думаю, это ложь. Я не помню… очень многого. Как будто… как будто…

Брекенбок выразительно поглядел на Сабрину.

– Как будто кто-то покопался в твоей рыжей головке и убрал оттуда все, что посчитал излишним?

Сабрина промолчала: она именно так и думала. Манера Улыбаться на воздушном шаре сказал то же самое, почти слово в слово.

– О, «как будто» можно выкинуть за ненадобностью: кое-кто и правда покопался, – сказал шут, словно прочитав ее мысли. – Опытные кукольники конструируют не только тела своих кукол, но и их сознание. Некоторые ухищряются играть даже с памятью. Но таких мало. Думаю, Гудвин из их числа.

В памяти Сабрины вдруг зазвучали слова, сказанные голосом, который одновременно заставлял ее желать все забыть и, наоборот, вспомнить все, до мельчайшей подробности. Эти слова произнес тот, кто временами сидел рядом с ней в темном подвале. Тот, кто висел под корзиной шара мистера Баллуни.

«Это в последний раз, Сабрина, – сказал он. – Как ты не понимаешь?»

Она пыталась спорить, но он был неумолим:

«Да, я забуду. Он снова заставит меня забыть и себя, и тебя. Но я не боюсь. Ты вспомнишь – всегда вспоминаешь. Ты напомнишь мне. Правда, Сабрина? Напомнишь мне, что я тебя люблю?»

– Зачем Хозяину забирать мои воспоминания? – спросила Сабрина. Ее коленки дрожали, а из-под левого глаза вытекла вязкая темно-зеленая капля краски – кукольная слеза.

Брекенбок выглядел задумчивым – его будто унесло куда-то прочь – за многие мили от «Балаганчика», а быть может, за многие годы. Тень легла на лицо шута, делая его похожим на покойника, разбуженного ударами колокола в неурочный час. Казалось, он вспомнил худший из возможных кошмаров – кошмар, происходивший наяву…

– Твоя голова – это не просто выточенная из дерева болванка, кукла Сабрина, – сказал он пустым, лишенным эмоций голосом. – В ней есть кое-что ценное – то, что делает тебя тобой. То, что ни за что нельзя потерять. Но твой… гм… Хозяин, по всей видимости, не раз забирался внутрь – он засовывал туда свои пальцы, чтобы заставить тебя слушаться, чтобы заставить тебя помнить или же забыть. Я кое-что нашел у тебя под волосами – отверстие, заткнутое пробкой. Понимаешь, кукольник просто выбрасывает то, что ему не нравится, заменяя это тем, от чего он в восторге. Подобное ковыряние в головах называется… – голос Брекенбока сорвался, словно он сам был в ужасе от собственных слов, – кукольной трепанацией. То, что ты помнишь, – это всего лишь то, что мастер оставил тебе намеренно, и ничего более.

– Но я вспоминаю! – непонимающе прошептала Сабрина – ее одолело омерзение: она представила себе длинные скрюченные пальцы четырех рук, копающиеся в ее голове. – Всегда вспоминаю… Ему не удается заставить меня забывать навсегда!

– Значит, в тебе есть какой-то изъян. – Брекенбок глядел куда-то в пустоту мимо Сабрины. – Хочешь расскажу, как это происходит? Сперва тебе выбривают на голове небольшой кружочек – размером с монетку в полфунта. Затем мастер сверлит твою голову ручной дрелью, после чего расширяет отверстие напильниками. А потом берет инструмент, похожий на пинцет, только с крючками на концах и… Когда ребенок не слушается и все наказания оказываются бесполезны, он пытается исправить его, перерывая глупую детскую головешку, словно ящик, полный старых вещей: скрепок, фантиков от конфет, ниток и прочей мелочевки.

Сабрина глядела на Брекенбока во все глаза. Сказанное шутом, вроде бы, имело к ней прямое отношение, но он говорил так, будто сам стал свидетелем чего-то подобного.

В словах Брекенбока Сабрина выделила: «Ребенок» и «Не слушается» – и даже ахнула от посетившего ее ужасного осознания.

– Ваш отец? – сказала она едва слышно. Сабрина не верила собственной чудовищной догадке. – Я слышала, что он был кукольником.

Брекенбок внезапно изменился в лице так сильно, что казалось, будто грим сейчас потрескается. Хозяин балагана побагровел, его левый глаз начал подергиваться.

– Не смей… – прошептал Брекенбок, и Сабрина с ужасом поняла, что он сейчас ее убьет. Его судорожно скрюченная рука потянулась к ее кукольной шее. – Никогда не смей говорить о нем.

По лицу хозяина балагана кукла видела, что он готов оторвать ей голову, готов сломать тщедушное деревянное тельце и в клочья порвать ее зеленое бархатное платье.

– Простите! Простите, господин Брекенбок!

Именно в этот миг Сабрина поняла, насколько она на самом деле боится смерти. А еще кукла осознала, что сейчас она ближе всего к гибели, чем когда-либо до этого. Ближе, чем тогда, когда Хозяин засунул ее в камин за то, что она пыталась сбежать в первый раз. Или чем когда он жег ее по частям за побег во второй. Или чем когда он позволил Малышу Коббу поиздеваться над ней, и тот поджег ее волосы. Ближе, чем тогда, когда она лежала в груде дымящихся металлических обломков, под спиной была мостовая, а рядом застыл изуродованный труп ее личного штурмана и…

Постойте-ка! А это еще откуда