Не желая оставаться наедине с обезглавленной старухой, Кинн осознавала, что ее ждет впереди. Сознание, которое и без того на пределе возможностей переваривало все, с чем бедняжке пришлось столкнуться за один вечер, быстро перестраивалось на особый лад, отчего на Кинн словно упала пелена отстраненного спокойствия. Что, впрочем, не мешало ее коленкам слегка подрагивать при ходьбе.

С тяжелым сердцем она, шагая след-во-след за лейром, обогнула барную стойку. Всегда безукоризненно чистое полированное дерево на сей раз усеивали островки битого стекла, между которыми плескалось алкогольное море: расколотые в крошево бутылки с вермутом и элем, ни одного целого стакана или тарелки, а над всем этим густое и смрадное облако винных паров. Казалось, кто-то хорошенько повеселился, вдребезги разнося все, что представлялось старому ящеру таким дорогим.

Лейр, в отличие от самой Кинн, не став сосредотачиваться на одной лишь стойке, вышел на середину зала и увеличил мощь своего светильника, практически не оставив вокруг теней. Как не оставив и тайны случившегося с трактирщиком.

Йелта лежал на полу среди переломанной мебели лицом вниз. Одна рука его была прижата к телу, а другая — вытянута вперед, отчего складывалось впечатление, будто старый ящер умер не сразу и какое-то время полз, пытаясь добраться до двери. На это намекал кровавый след, тянувшийся за ним от самой подсобки. Голова трактирщика была пробита в нескольких местах, но самые страшные раны обнаружились на спине. Казалось, некто безумный вскочил на ящера верхом и принялся колоть его что было мочи, пока вся спина не превратилось в сплошное месиво из ошметков одежды, плоти и крови.

— Кто мог это сделать? — всхлипнула Кинн, прикрыв рот ладонью. — Я же только недавно вышла отсюда. Все было в порядке.

Лейр, оставаясь спиной к ней, не отвечал. Кинн понятия не имела, чем он занимался и занимался ли вообще, но препятствовать не стала, лишь рассеянно осмотрелась по сторонам.

— Надо вызвать безопасников или что-то типа того.

Лейр все еще не отзывался и все стоял, глядя куда-то перед собой. Затем, когда ему, по всей видимости, это надоело, оглянулся. Лицо его показалось Кинн удивительно жестким для столь смазливого молодого человека. Он негромко спросил:

— Это какая-то игра?

Кинн моргнула. Затем еще раз. Ощущение, что история сворачивает не туда, всколыхнулось приливной волной — с пеной, сором и привкусом соли на языке. Рука потянулась в карман за обжигающим оберегом.

— О чем вы?

Лейр развернулся всем корпусом. Руки его были сложены на груди, а световой шар парил под потолком, медленно описывая небольшие круги.

— Это самая нелепая уловка, с какой мне приходилось сталкиваться.

Кинн снова заморгала. Ее вновь начало потряхивать.

— Я… я не понимаю…

Лейр вздохнул. Нацепив маску безграничного терпения, он указал на тело и разруху вокруг:

— Знаешь, весь этот спектакль совсем никуда не годится. — Затем, не дав Кинн ответить, устало провел ладонью по лицу. — Чего ты от меня хочешь?

Когда в своих мыслях Кинн прокручивала этот момент, она всегда боялась, что не сумеет дать правильного ответа. Не сумеет повести себя должным образом. Не сумеет показать, что готова. Она крепко зажмурилась. Опять вспомнила про оберег, который должен был послужить доказательством ее веры. В тени. В лейров. Во все это! Схватила его, сжала до крови, глубоко вдохнула и выпалила то, о чем мечтала вот уже несколько лет:

— Я хочу стать вашей ученицей!

Выражение лица лейра практически не изменилось, разве что стало чуть менее напряженным.

— Для чего?

Кинн на мгновение растерялась. Даже оглянулась по сторонам и посмотрела на труп Йелты, чтобы убедиться, что реальность не обманывает. Старика ей не было жалко. Сварливый и прижимистый, он никогда не был добр к ней и только норовил, что указать на ее место среди отбросов, с которых драл три шкуры за дешевое пойло. Вспомнив, с каким удовольствием вонзала нож в его твердый хребет, Кинн впервые за ночь отпустила все свои чувства на волю. Ее затопило от бесстрашной дерзости, на которую она решилась, ради собственного будущего.

— Чтобы стать такой же, как вы!

Он тоже огляделся, как бы напоминая себе, что стоит посреди сцены жестокого двойного убийства, затем вернул тяжелый взгляд на убийцу. Такую же, как он сам.

— С чего ты взяла, что это хорошая идея?

Кинн не ожидала такого вопроса, и если уж начистоту, в ее голове эта сцена представлялась куда значительней и ярче. И реакция лейра, что смотрел на нее, в воображении не была… такой скупой. Глаза Кинн защипало, но решив, что виной всему проклятый световой шар, она выкрикнула:

— Я убила ради вас, разве не понятно?!

Лейр молчал. Он только бесстрастно разглядывал саму Кинн, что невероятно бесило. Теперь она начала осознавать, какая на самом деле огромная пропасть между ними пролегает.

— Научите меня всему, что знаете! Не пожалеете!

— С чего ты вязала, что мне нужна ученица?

Кинн потупилась. Сколько времени они потратила, чтобы этот день настал? Сколько фальшивых улыбок из себя выдавила, сколько милых слов произнесла, сколько всего стерпела — не перечесть! В конце концов, ни Йелта, ни кухарка, ни кто другой из забулдыг, что каждый вечер наведывались в таверну и напивались до беспамятства, никто, кроме молчаливого незнакомца в капюшоне, не был с ней по-настоящему добр. А теперь, когда она все же решилась на шаг в его сторону, хочет просто отболтаться?

— Вы — лейр! Вы должны передать свои знания ученику. Ученице. Мне! Научите…

Кинн споткнулась на полуслове. Ее уже колотило так, что никакой возможности скрыть это не было. При этом сама она ощущала себя живым ракушечником, угодившим в кипящий котел. Она задыхалась от жара.

Лейр же наоборот и обликом и поведением сохранял неподвижность. Разве что цвет глаз изменился: сумрачная зелень обернулась чистейшей тьмой, настолько глубокой, что напоминала пару провалов посреди бледного лица. Две черные дыры, которые притягивали все, что представляла собой Кинн.

— Что ты знаешь о лейрах?

Кинн не видела, чтобы он размыкал губ, и все же слышала каждый слог так же отчетливо, как если бы их нашептывали ей прямо в ухо. Она поежилась, но зрительного контакта разорвать не смогла.

— Что ты знаешь? — повторил голос.

В вопросе не было эмоций, но каким-то непостижимым образом он просачивался в самые потайные глубины сознания, свободно гуляя там и переворачивая все вверх дном. Не выдержав такого напора, Кинн рухнула на колени, больно ударившись о дощатый пол. Она взмолилась:

— Прошу вас,