Шрифт:
Закладка:
— Ну, пошли со мной, страдалец, — сказал Молчан и подвел конягу к большому сугробу шагах в сорока от берлоги. Разгреб руками снег, под ним оказалось сено. Конь радостно набросился на угощение, весь окружающий мир перестал для него существовать. — Летом заготовил, — пояснил волхв, — думаю: «А вдруг зима холодная-голодная?». Вот и накосил. Чтоб лосям всяким нормально зимовалось…
— Ну, мой-то лось в Киеве избаловался на казенных харчах… Ничо, пусть его отъедается, когда еще поест…
— Значит, все же поедешь?
— Значит, поеду.
— Добро. Хватит мне сиднем сидеть в лесу… Пора и побродить по белу свету… Пока совсем не одичал.
— Забудь. Хороший ты человек, Молчан. Да только долго мой конь двоих не вынесет. Да и не для волхва этот поход. Биться придется. Надеюсь, что часто, да боюсь, что люто.
— Что ж, перечить не стану. Жаль, конечно. А, ладно. Снег сойдет, пойду к людям. — только что веселый волхв пригорюнился, махнул рукой и поплелся в лес, напевая волховскую песню, смысл которой остался для Руслана загадкой:
Как-то раз сторукий Шива
Себя чувствовал паршиво:
Всем асурам и ракшасам
Накулдыкал по мордасам!
— Помогай тебе боги, Молчан! — крикнул богатырь. Волхв лишь отмахнулся. Обиделся, видать. Руслан раздраженно обернулся, поглядел на истерично насыщающегося коня и принялся собираться в путь. Ему хотелось поскорее покинуть эту поляну. Вроде бы, все правильно сделал, но… Какая-то тяжесть все же давила сердце.
Терпеливо дождавшись, пока четвероногий друг умнет полстога, Руслан вскочил в седло. Помешкал чуть, определяя направление. Потом достал оберег. Покрутил третий рожок, снова, как и вчера, ничего не произошло.
— Как же ты работаешь?.. — пробормотал богатырь, потом, вспомнив, что в этаком лесу верховая езда вряд ли получится, спешился и зашагал через лес. Плетущийся следом конь недоумевал, зачем так торопиться, если неплохой еды вполне хватит еще на пару дней?
Глава 3
Кончилась изматывающая ночь, встало невыспавшееся солнце, и тут же укуталось серыми тучами. Можно пойти и досмотреть сны, прерванные посреди ночи, когда пришло время вставать на стражу. Человек встал, потянулся, сладко зевнул, отошел от костра. Становище пробуждалось от сна. То тут, то там вылезали из шатров заспанные воины, женщины торопились по воду, начали голосить вечно голодные дети. Человек, зевая на ходу, пошел к своему шатру.
— Эй, ты куда идешь? — окликнули его.
— К себе, спать. — буркнул он в ответ. — Полночи глаз не сомкнул, на страже сидел.
— Подожди к себе, сперва к кагану зайди, зовет он тебя.
— Зачем?
— Почем знать? Зайди, и узнаешь.
Человек раздраженно пожал плечами и повернул к шатру кагана. Страшно хотелось спать, но незачем наживать неприятности, ослушиваясь кагана. А неприятности последуют быстро и немалые, вплоть до сдирания кожи, невзирая на старую дружбу…
— Здравствуй, брат мой. — приветствовал его каган Хичак по прозвищу Непримиримый. — Знаю, что спать хочешь, но потерпи немного. Я тоже спал мало, все о тебе думал. Прошло уже пять лет, как ты стал взрослым мужем, но до сих пор пусто в шатре твоем. Это нехорошо. Мужчина должен иметь жену, должен плодить детей, это хорошо для племени. Я знаю, что ты не рожден в наших шатрах, как я и мои воины; но ты давно живешь с нами, мы с тобой выросли вместе, и столько славных дел свершили мы бок о бок! Ни в одном печенежском племени нет воина, подобного тебе! Так почему же не хочешь ты передать силу свою и воинскую доблесть сыновьям? У нас много красивых молодых женщин, введи любую из них в свой шатер!
— Хммм… — покачал головой человек. Каган неверно истолковал это покачивание:
— Нет, не хочешь? Тебе не нравятся наши женщины? Хорошо, давай нападем на кого-нибудь, и любая женщина, которая приглянется тебе, станет твоей!
— Нет, мой каган. Я не могу думать о семье до тех пор, пока твоя любимая жена томится в плену у чернолицего демона. Я чувствую свою вину в том, что не смог помешать ему похитить прекрасную Астарду. До тех пор, пока не смою с себя этот позор, ни к одной женщине не прикоснусь.
— Вот ты о чем… — лицо кагана потемнело от гнева и печали. — Я три раза по сто раз говорил тебе, что нет в том твоей вины, ибо непосильно одному человеку бороться с демоном… Но ты почему-то отказываешься верить мне, своему брату и кагану… Что ж, да будет так! Вскоре мы выступим в поход туда, где живет проклятый бородач, и после того, как он будет повержен, женщина должна войти в твой шатер. Обещай мне это, иначе обида на тебя поселится в моем сердце.
— Я обещаю тебе, Хичак.
— Вот и договорились. А теперь иди спать. Я велю не беспокоить тебя. Хорошего сна!
— Хорошего сна, каган.
Человек вышел на свежий воздух и медленно побрел к своему шатру. Придя, он лег с намерением тут же заснуть, но сон, давно уже пытавшийся одолеть его, видимо, разочаровался в своих попытках и ушел поискать более благодарного человека. Он лежал без сна, закинув руки за голову, думал, вспоминал…
Он родился в небольшом селении на берегу Варяжского моря. Мать назвала его Жданом, потому что почти десять лет просила у богов дать ей ребенка, подносила им какие могла щедрые жертвы, и все никак не могла дождаться; несмотря на то, что и она, и муж ее были здоровы и крепки телом. Но на исходе десятого года боги, наконец, смилостивились, и она понесла. Когда же пришла ей пора рожать, не послушалась она старших женщин, и все откладывала на потом, ссылаясь на обилие работы по дому. И, когда уже и схватки давно начались, она все не желала удалиться на роды, а пошла к морю, стирать одежду. Там, в море, по пояс в воде, она и родила мальчика. Ребенок, покинув материнскую утробу, оказался в море, но не утонул, а сразу же поплыл, да так быстро, что обессилевшая мать с трудом его поймала. Подруги ее молчаливостью не отличались, и уже к вечеру об этом необычном происшестви знало все селение. Ребенка назвали Жданом, как и собирались, но языкастые кумушки тут же прозвали его Рыбьим Сыном, и это прозвище прилипло к нему покрепче собственного имени. Собственно, по имени его кроме матери не звал никто.
Когда Ждану исполнилось семь лет, утонул в море его отец. Ушел с другими мужчинами на старой ладье ловить рыбу, и тут внезапно налетел шторм… Никто из рыбаков