Шрифт:
Закладка:
Ой, как страшно! Прям боюсь-боюсь! Проходили уже и способ усмирения знаем... Смерив девушку взглядом, обреченно вздохнул. Хотелось поскорее убраться из этого места и забыть о нем, как о страшном сне, но в душе, словно какая-то червоточина засела, которая не позволяла уйти и оставить все вот так. Хотя, как так, я и сам не понимал. Просто было внутри какое-то чувство незавершенности и неправильности. Но самое страшное заключалось в том, что хоть и, не понимая собственных чувств и мотивов, я прекрасно осознавал, как исправить ситуацию. И это жутко бесило! Взъерошив волосы и проведя ладонями по лицу, едва не застонал от бессилия перед собственными убеждениями, о которых даже не подозревал. И откуда во мне взялось это противное благородство? Уж точно не от отца! Нет, он был справедливым и мудрым, но вот назвать его благородным в некоторые моменты было довольно сложно. Деда я не знал — он погиб на войне еще до моего рождения, а уж про прадеда я вообще молчу — о его аморальных похождениях по молодости, можно было легенды слагать. Так что, откуда во мне это странное чувство обязательно поступить по совести, было совершенно не понятно. Память с дьявольской улыбкой подкинула воспоминание из детства...
«— Ты такой сильный, мой мальчик, — тепло улыбнулась мама, присаживаясь передо мной и аккуратно стирая шелковым платочком капли крови с моей щеки, которые выступили из ссадины, полученной на тренировке. Я тогда был еще совсем мальчишкой и только учился владеть оружием...
Она всегда была такой ласковой, заботливой и нежной. Рядом с ней забывались все печали и неудачи. Я всегда поражался, как могучий огненный дракон, может быть таким светлым, хрупким и утонченным в человекоподобном обличье? А еще матушка была доброй. Очень доброй... Она стремилась помочь всем, была готова отдать последнее и ей было совершенно не важно, к какой расе относится нуждающийся. Я не раз слышал, как она пыталась убедить отца заключить мир с враждебными драконами и даже с эльфами, которые в те времена окончательно распоясались и все чаще выходили охотиться на наших собратьев. Она считала, что обо всем можно договориться, если научиться слышать и слушать других. Верила, что любой, даже самый страшный поступок можно оправдать, если он имел благую цель. Каждый раз отец внимательно слушал маму, недовольно хмурился, из-за того, что не хотел рушить ее веру в лучшее, светлое, чистое, а затем крепко обнимал, и они подолгу стояли так, понимая, что каждый по-своему прав. Я прекрасно это помнил и даже в юном возрасте, считал матушку несколько наивной. Однако это не мешало мне искренне восхищаться ею...
— Однажды ты станешь Великим Наследником, своего Великого отца, — добродушно улыбнулась мама, игриво и мягко нажав кончиком пальца на мой нос, заставляя меня звонко рассмеяться. Как странно, она тоже считала меня Наследником, но тогда я не придавал этому особого значения и не пытался докопаться до истины. Я был слишком мал, чтобы совать свой нос в политику правления...
— А разве не Андро займет папин трон, когда вырастит? — беззаботно спросил я, озадачено склонив голову на бок. — Он же старший сын...
— Вы оба достойные дети своего отца, — матушка нежно коснулась губами моего лба и серьезно посмотрела на меня. Она всегда так дела, когда хотела показать, что разговаривает со мной, как со взрослым мужчиной, а не ребенком. — И я надеюсь, что когда вы подрастете, то станете сильными и благородными воинами, которые всегда будут поступать по совести, — матушка многозначительно посмотрела на меня. Ах да, так вот откуда это во мне... И как я мог об этом забыть?
— Конечно, мама, — со всей детской ответственностью ответил я. Тогда мне казалось это очень важным, ведь на меня возлагались такие надежды...
— Обещаешь? — она наиграно-недоверчиво прищурилась, пытливо глядя на меня.
— Обещаю! — уверенно заявил я, несильно ударив себя кулаком в грудь.
— Ты мой огонечек, — умиленная моей серьезностью, улыбнулась матушка, заключая меня в объятья.»
Я до сих пор помнил, как с удовольствием прижимался к ней, наслаждаясь теплом ласковых рук и вдыхая тонкий аромат полевых цветов, исходящий от ее густых, огненно-рыжих волос. Рядом с ней даже суровый и жесткий отец, словно становился мягче. Он до безумия любил ее и горько переживал, когда матушка умерла вскоре после родов, которыми на свет появился Венедим. Казалось, что с ее уходом, он потерял часть самого себя, а его пламенное сердце навсегда обросло непробиваемой броней. Долгое время отец и вовсе не подпускал к себе ни одной женщины, а те немногочисленные, которые, спустя годы, все же удостоились чести стать его одноразовыми любовницами, так и не смогли заслужить и капли его любви. Ни к одной другой он не относился с такой нежностью и трепетом, как к своей Ксипил. Прошло уже не одно столетие, а отец все еще тосковал по почившей супруге. Мне, как и братьям, ее тоже очень не хватало. Даже Веня, который совсем не помнил маму, искренне грустил вместе с нами в ежегодный День Памяти о ней. М-да, только я, последнюю сотню лет, старался посещать ее могилу в гордом одиночестве и не попадаться на глаза властному родителю...
Вздохнув, тряхнул головой, разгоняя наваждение из прошлого. Горько усмехнувшись, посмотрел перед собой. Матушка... А ведь я почти исполнил данное ей обещание и стал довольно сильным воином. Правда, благородство мне заменила отвага на поле боя, а совесть сначала приказы