– Алеша, который теперь час?

– Девять скоро, Август Августович. Без десяти минут.

– Тьфу! Я же опоздал на службу… Ты не знаешь, Элиза еще не вставала?

– Полчаса как легла.

– Что?! Ты с ума сошел?! Что произошло, а? И почему ты торчишь около моей постели? И что… Ой! Что со мной?..

Он рванулся с постели, резко приподнял голову, и тотчас виски и затылок налились такой мучительной свинцовой болью, что на миг он перестал видеть, перед глазами заплясали лиловые и красные чертики. Потом туман рассеялся, и он увидел, как Алексей наклоняется над ним и опускает ему на лоб влажный компресс. От прикосновения холодного полотенца сразу сделалось легче, и тягостные впечатления вчерашнего дня всплыли в сознании остро и отчетливо, вызвав в душе глухой приступ отчаяния.

Он вспомнил весь вчерашний день почти до самого вечера… Почти…

В эти дни Огюст чаще всего брал с собою на строительство Алексея. Ему так было спокойнее, как в прежние времена, когда Алеша бывал для него толмачом. Верного слугу всегда можно было послать с поручением, попросить кому-то что-то растолковать подробнее, если, скажем, мастера (что они любили делать) притворялись, будто не понимают объяснений архитектора.

В тот день Монферран уже завершал утренний обход площадки и собирался ехать в чертежную, когда Алексей отыскал его и сообщил:

– Август Августович, вас спрашивают…

– Кто? – с досадой спросил архитектор. – Что ему надо?

– Не знаю, – немного растерянно ответил Алеша. – Господин какой-то… Приезжий, по-русски не разумеет. Вертелся, вертелся кругом строительства, к мастерам приставал. Ему меня кто-то и показал. Он меня цап за рукав. «Парле ву франсе?» – стало быть… Я ему: «Вуи»… А он: «Энвите, с ил ву пле, мсье Монферран!» Ну и понес дальше что-то, я уже не понял. Я ему: «Атанде, господин хороший, сейчас позову!»[36] Ну и за вами. Он там около лобановского особняка бродит. Лет ему этак за пятьдесят, а то под шестьдесят, кто его знает?

Огюст пожал плечами и направился вместе со слугой к восточной стороне площади, к высившимся среди разрытой земли и низких барачных построек стенам старого алтаря, за которыми весело желтели на фоне холодного безоблачного неба стены нового дворца.

Возле пандуса, кутаясь в широченную шубу, расхаживал среднего роста плотный мужчина. Всмотревшись издали, Огюст узнал его, и у него явилось мгновенное желание повернуться и бежать сломя голову прочь, но сознание подсказало, что это бесполезно…

– О Господи! Только этого мне сейчас и не хватало! – простонал архитектор чуть слышно, хватаясь невольно за Алешино плечо.

– Что с вами, Август Августович?! – ахнул парень. – Кто это такой?

– Дьявол! – воскликнул Огюст жалобно. – Матерь Божия, я погиб!

Между тем мужчина в широкой шубе заметил архитектора, заулыбался и, решительно шагая, пошел ему навстречу. Призвав все свое мужество, Огюст тоже улыбнулся, хотя ему впору было падать в обморок. Ибо к нему приближался с обычной своей любезнейшей улыбкой не кто иной, как мсье Пьер Шарло…

Полчаса спустя они вдвоем сидели в кондитерской на Невском проспекте и вели беседу, которую сторонний человек вполне мог бы принять, во всяком случае вначале, за беседу двух давно не видавшихся друзей.

– Мне стоило труда вас разыскать, мой мальчик, хотя вы и стали теперь здесь знамениты, – небрежно говорил мсье Пьер, двумя пальцами поднося ко рту маленькую фарфоровую чашечку и осторожно отпивая кофе. – Квартиру вы поменяли… Предчувствовали, что я приеду?

– Нет, – покачал головою Огюст. – Та квартира была маловата.

– Ну да, разумеется, вы же почти имеете семью, – мсье Пьер усмехнулся, и глаза его заблестели. – Однако вид у вас преуспевающий, не то что в Париже. Вы повзрослели немного, возмужали, хотя по-старому кажетесь куда моложе своих лет. Приятно видеть это, друг мой.

– С чем вы ко мне приехали, мсье Шарло? – спросил Монферран, все еще искусно скрывая свое нечеловеческое напряжение. – Не могли же вы проехать от Парижа до Петербурга ради того, чтобы сказать мне, что я хорошо выгляжу.

Достойный торговец рассмеялся:

– Само собою, я вовсе не так непрактичен. Нет, Огюст, как вы понимаете, я поведу речь о ваших обязанностях, о которых вы решили забыть.

Молодой человек с усилием перевел дыхание и заговорил вполголоса, ибо находящиеся в кондитерской случайные дневные посетители могли понимать по-французски.

– Послушайте, мсье, – проговорил Огюст, – я знаю: я виноват. Но согласитесь, подписание брачного соглашения и мое обручение с мадемуазель Люси были с моей стороны недобровольны. Вы меня к тому вынудили. И потом, освобожден из тюрьмы я был не вами, вы это знаете, так что если считать наше соглашение торгом, то платы я не получил… мне искренне хотелось исполнить свой долг, сдержать данное вам слово, но обстоятельства вынудили меня уехать из Парижа…