Мимо промчались семиклассницы, Лиса-Алиса мне приветливо помахала, пригладив лаковую челку. Полестнице спустился Каюк, подошел комне, мыпожали друг другу руки, онвстал рядом, задумчиво помолчал-помолчал ивыдал:

—Знаешь что? Янехочу!

—Чего нехочешь?— удивился яинавсякий случай насторожился.

—Вичка умерла,— сказал он— меня ажпередернуло.

Неужели Вичка— Наташкина подруга? Видел жееенаднях, была бодра, весела иполна жизни.

—Плечко?— переспросил я, ушам своим неверя.

—Угу. Утром уних вгараже нашли. Они жсоседи наши. Так вот— янехочу, чтобы меня съели черви!

Казалось, его голос отдает сыростью кладбищенской земли, затхлостью вскрытого склепа. Словно онпобывал вчумном городе ивыжил. Будто корабль утонул, аонодин выплыл и, бессильный, валялся среди трупов.

Ажнехорошо стало, зябко, ияпередернул плечами.

—Правильно,— одобрил яего выбор ипопытался вспомнить, умирала лиВичка втой реальности.

Толипамять подвела, толинет, неумирала, ябытакое запомнил.

—Аотчего умерла?— спросил я, уже догадываясь.

Каюк посмотрел насбегающую полестнице Наташку, подождал, пока она подойдет, иобъявил:

—Вичка… того.

—Непоняла…— неглядя нанего, сказала Наташка.

—Сторчалась. Померла, вобщем, Вичка твоя.

Цыкнув зубом, Каюк поплелся прочь. Наташка непонимающе захлопала ресницами.

—Гонишь?— бросила она ему вспину.— Охренел так шутить?

—Похоже, это правда. Зачем ему врать.

Наташка раскрыла рот, ушла всебя. Осознав услышанное, укусила себя заруку, ивглазах заблестели слезы. Ямолчал. Пусть осмысливает бренность бытия.

—Мыжнедавно виделись…— прошептала она.— Ейпятнадцать лет, как жетак⁈

—Передоз. Или вкололи дрянь, которую сварили неправильно. Юрка сказал, ееутром нашли. Значит, она всейчас вморге, ипохороны нескоро. Идем домой.— Заруку яувлек сестру наулицу.

Школьный двор мыпрошли молча. Вырулили натрассу, побрели домой, итут сзади донесся свист.

—Наташа! Постой!— крикнули сочным басом.

Мыобернулись. Наташку перекосило, она вцепилась вмою руку. Ирадость наеелице, ирастерянность. Кнам широким шагом шел высокий патлатый парень вджинсах иджинсовой жеветровке. Вруках ондержал три крупные розы, обернутые прозрачной пленкой.

Немного подумав, сестра решительно сказала:

—Валим!— Иповолокла меня прочь.

—Кто это?— спросил я, уже догадываясь.

—Влад.— Удивительно, как ейудалось прорычать слово, где нет звука «р»?

—Даподожди!— донеслось сзади.

—Незвони мне больше!— крикнула она необорачиваясь ипобежала, отпустив мою руку.

Судя пошагам позади, онрванул еедогонять.

Огромных усилий стоило непоставить ему подножку. Япосторонился, пропуская его. Нельзя вмешиваться. Что делать дальше, должна решать Наташа, это еежизнь. Надеюсь, она примет правильное решение. Вот только надежда, промелькнувшая наеелице, когда Влад ееокликнул, меня смущала.

Влад настиг ее, рывком развернул, схватив заплечи, что-то горячо зашептал.

—Трахаться нескем?— прошипела Наташка, встала нацыпочки, глядя ему вглаза.— Гоняй Дуньку Кулакову!

Онопять зашептал, попытался ееприжать ксебе. Она позволила это сделать, апотом вывернулась.

—Если быхотел— нашел быспособ!

Стряхнув его руки, Наташа зашагала прочь, Влад догнал ее, снова развернул. Сестра толкнула его вгрудь, замахнулась:

—Отвали, ясказала! Еще раз подойдешь— ударю! Видеть тебя больше нехочу. Ссыкло. Подкаблучник! Гнида!

Сплюнув, она зашагала прочь.

—Потаскуха!— заорал Влад, бросил розы ипринялся ихтоптать.— Данахрен тыкому теперь…

Якак раз проходил мимо, совсей дури ткнул его локтем в«солнышко», еле сдержался, чтобы башкой обколено неприложить. Вместо того, чтобы ответить, Влад покорно сложился.

—Это тышлюха,— бросил яиотвесил ему оплеуху.— Только подойди кнам— сядешь. Понял?

Онникак неотреагировал, хватая воздух разинутым ртом. Ядумал, когда очухается, онзахочет реванша, погонится занами, нонет. Влад был типичным слизняком имаменькиным пирожочком. Выпрямившись, онвпоследний раз пнул розы— они-то точно неответят— игордо понес себя прочь.

—Нахрен тебе этот слизняк неуперся,— сказал я, подойдя кНаташе.— Горжусь тобой.

—Ненавижу!— Глаза ееметали молнии, грудь вздымалась.— Предатель! Как узнал, что папаня свалил, так приполз. Падла. Правильно тыего! Только мало.

—Тымолодец. Некаждый бысмог.

—Вот теперь яего бросила!— сгордостью сказала сестра.

Всю дорогу Наташка боролась сослезами, идомой мышли молча.

Вквартире Наташка закрылась накухне, яулегся насвою кровать, все пытаясь вспомнить, что случилось сВичкой втой реальности, новпамяти был пробел. Зато яточно помнил: Каюк оправдал свое прозвище инедожил довосемнадцати. Так либудет здесь? Появилась крошечная надежда, что онвозьмется заум.

Посидев накухне и, видимо, проревевшись, Наташка крикнула:

—Яузнаю, что сВичкой.— Иубежала, хлопнув дверью.

Мне предстояло десять бестолковых дней. Потом— последний экзамен, идвенадцатого— судьбоносная встреча стетушкой-проводницей, которую явглаза невидел ипока непредставлял, как убедить еевтом, что подросток, который запределы города никогда невыезжал, может развести бурную деятельность вогромной иопасной Москве.

Нуапока— обустраивать подвал, тренироваться ирыбачить, чтобы заработать еще хотя быпять долларов. Влюбом случае первая поездка вМоскву будет пробной. Смотаюсь снебольшой партией товара, прихватив напродажу что-нибудь условно-бесплатное. Например, можно скупить подешевке орехи, которые уместных годами лежат начердаках, никому ненужные. Или насобирать гальки наберегу исдать аквариумистам, унас ведь полно мелких разноцветных камешков, втом числе белых мраморных.

Так выражение «деньги лежат наземле» обретает прямое значение. Спасибо великое моему приятелю Витале, который все это рассказал. Вот ужправду говорят, что самое большое богатство— люди, которых мывстречаем.

Интересно, почем камешки можно продать аквариумистам?..