Шрифт:
Закладка:
Внимательно рассматриваю колеи. Одна из них более заметная. И на ней отпечатки протектора машины, что до этого стояла возле домика. Выбираю именно эту дорогу.
Вечереет. Скоро должно стемнеть, а у меня нет теплой одежды, и в темноте я могу заплутать. Думать некогда. И двигаюсь по дороге.
Глава сорок первая
Бегу по дороге насколько хватает сил. Только через полчаса хватилась обуви, ступни нещадно колют камушки, но возвращаться не было желания. От воспоминания того, что я оставила позади, пробивал озноб. Вернуться назад — это потерять время, а идти ночью также страшно, как и остаться там, где лежит труп Алексея. Так и шла босиком по грунтовой дороге, сбивая ноги.
Чтобы как-то отвлечься, представляла Кирилла. Что там делает мой медведь? Мечется, наверное, ищет. Интересно, Алексей успел ему позвонить с предложением выкупа или нет? А если нет? Они в курсе, кто мог меня похитить? Попала ли машина моего похитителя на камеры?
Вопросов много, но ответы на них я не знаю.
И снова мысли возвращаются к Алексею, к тому, что от него осталось. Прозвучало три выстрела. Дарья Семеновна точно стреляла трижды, но его ранение в голову скорее соответствует одному попаданию. Может, был еще кто-то? Хотя я не слышала другого голоса, кроме этих двух — Алексея и Дарьи. И почему Дарья не вошла в дом и не проверила, нет ли свидетелей. Резонно было бы проверить, но она развернулась и уехала. Она же опытный адвокат, знает, что при наличии свидетелей гораздо труднее доказать невиновность обвиняемого. Я для нее самый страшный свидетель.
Конечно, главное в обвинении — орудие убийства. Она могла выбросить куда-нибудь пистолет, без орудия убийства мои показания можно будет опротестовать, или запутать меня, как свидетеля.
И все ж мне не понятны ее действия. Хотя она дала мне возможность выжить.
И опять в голове ворох мыслей.
Быстро смеркалось. Я шла по дороге уже около часа в полной тишине, если не считать шума леса. В мою голову закралась страшная мысль, что я ухожу от жилья в чащу, но я быстро отбрасывала ее, ведь протектор машины Дарьи вел меня по этой дороге. Постепенно лес, что возвышался по краям дороги, стал гуще, лучи заходящее за горизонт солнца уже не пробивались сквозь кроны деревьев. Резко стемнело. Над головой пролетела какая-то хищная птица, испугав меня до коликов в животе.
Но где-то вдали появился шум. Появилась надежда, что я иду не вглубь леса, а в сторону жилья и людей.
Я попыталась ускорить шаг, но острый сучок нарушил мои планы.
— Черт, черт, — орала я сама на себя.
Острая боль пронзила стопу, окровавленный отпечаток моей ноги остался на сухой поверхности пыльной дороги.
Пришлось сесть на траву отдышаться. Под рукой не было ничего более подходящего для перевязки. Пришлось вспомнить детство. Отыскала в густой траве подорожник, оторвала листок и приложила к ранке. Пожертвовала частью платья, просто рванула на себя подол и оторвала кусок. Повязка получилась так себе, но это было лучше, чем идти с раной на ноге.
Идти стало сложнее, нога нещадно болела, приходилось вес переносить на пятку, чтобы разгрузить стопу, а это не давало идти с прежней скоростью. Для удобства выломала ветку, сделав из нее костыль. Скорость это не увеличило, но хоть легче стало идти.
Скоро резко стемнело. Дорогу не стало видно совсем. Идти приходилось на ощупь. Дважды сбивалась с дороги, а потом ощупью искала путь назад.
И когда совсем отчаялась, вдруг услышала вдали шум машин.
По-моему лицо градом побежали слезы. Неужели вышла…
Но брести пришлось еще час, прежде чем я увидела огни машин.
Дорога!
Я бросила со всех ног туда, но ноги, которые я почти уже не чувствовала, подвели в последний момент. Они подломились, и я упала, сбивая в кровь коленки.
До дороги уже почти ползла. А когда доползла, силы покинули меня. Не помню, как я упала в придорожную пыль. Сознание отключилось. Очнулась от того, что прямо мне в лицо светил луч света.
— Ой, етить, колотить, она живая, — взвизгнул тонкий мужской голос.
— Чоооо орешь, — рявкнул второй голос. — Естественно живая. Трупных пятен нет, кожа теплая, ран не совместимых с жизнью нет.
Мне стало смешно, где этих олухов учили. Надо пульс у «трупа» сначала попытаться найти, а не трупные пятна искать.
— Чего с ней делать то будем, документов то нет? — визгливо спросил первый.
— Скорую вызвать надо, — буркнул второй.
— Они ее не возьмут, нахрен им бомжиха.
У меня в голове пронеслось: Неужели я так плохо выгляжу, что похожа на бомжиху, у меня маникюр, платье дорогое. Эти двое явно смотрят не туда, могли бы заметить, что я явно не девушка без постоянного места жительства.
— Давай, по рации вызывай бригаду, — второй голос был явно уверенный и профессиональный.
Слышу шаги возле своей головы. Хлопают дверки автомобиля, писк рации. Слышу, как кто-то вызывает дополнительную машину и скорую.
Только вот я ничего сказать не могу. Я нахожусь в пограничном состоянии, вроде живая, а вроде и нет.
Очнулась. Что-то странное пищит, и этот писк неприятно режет ухо и давит на мозг. Яркий свет слепит и выбивает слезу из глаз. Во рту сухо, как в пустыне. Где-то за стеклянными дверями маячат две серые фигуры, и идет тихий диалог.
— Чего делать то будем?
— Очнется, побеседуй. Блин, не хочется еще одно дело открывать, и так двадцать у меня, и не раскрытых тоже столько. И зачем эти два дебила на трассе остановились? Справить нужду им надо было…
— Да ладно, Михалыч, все равно бы на нас повесили, ну к утру бы дохлой нашли, а так хоть есть с кого показания снять…
Это они про меня? Дохлой? Ушибленные на всю головушку? Я еще здоровая и нормальная.
— Ты не торопись дело то возбуждать, может, там и не было ничего…
— Ну, изнасилования точно не было, докторишка ее осматривал, но ограбить могли и выбросить…
— Не мне тебя учить, сведи все …
Не успеваю подслушать разговор до конца.
Пробую пошевелиться, и аппаратура возле моей головы начинает дико пищать. Двери резко открываются, и вбегает человек в медицинском костюме,