Гид умолк. Возникла отвратительная тишина, пауза, во время которой миссис Стэгг стояла неподвижно, залившись краской стыда.

И затем: — А теперь, если вы будете любезны пройти сюда…

Говорящий произносил слова вкрадчиво, чуть пришепетывая, словно желая дать понять слушающим; все, что вы видели до сих пор, покажется вам на фоне предстоящих чудес самой что ни на есть плоской, банальной и вообще неприглядной заурядностью.

Однако Фредерику было всего лишь пять лет от роду, а потому он интуитивно отличал истинное значение сказанного от того, во что говорящий хотел посредством слов заставить вас поверить. Истинный смысл его слов был таков: «Я ненавижу вас всех, а особенно — этого мальчишку, и дверь эта ведет не к чудесам, а к выходу, я же буду несказанно рад, если мне ни разу в жизни не доведется вас больше увидеть».

Значит, этот гид даже не намеревался повести их к заветной потайной лестнице, по которой можно было бы подняться к золотому шару.

Группа медленно возвращалась по узкому изогнутому полукругу к двери, где их, подобно Харону, поджидал Скелет. Фредерик неотрывно глядел себе под ноги, не решаясь поднять взгляда на зловещего гида. Он был уверен, что где-то на самом дне этих черных глазниц, в глубине черепа пылает лютая злоба, и не будь сейчас здесь всех этих людей… Сейчас его уже искренне радовало то, что он оказался в самой гуще взрослых. Сами того не подозревая, они были его невольными защитниками и покровителями.

Они медленно спускались по ступеням, а он продолжал неотрывно смотреть себе под ноги, одновременно следя за ногами матери. Они пересекли клетчатый черно-белый пол, а затем по замызганным ступеням заднего входа вышли из собора, после чего — уже более поспешно — сошли на тротуар.

Фредерик увидел под собой опущенную подножку машины и поднял взгляд — на него смотрела ухмыляющаяся физиономия Джима, при виде которого весь его страх мгновенно куда-то улетучился.

— Садись, Фредерик, — проговорила мать. — Хватит тебе болтаться, — и легонько подтолкнула в спину. — Бейтс, поезжайте побыстрее — мы и так уже на десять минут опаздываем. Что только леди Корнфол подумает…

В присутствии леди Корнфол Фредерик был мрачнее тучи. Он все время молчал и дулся — настроение было ни к черту, а когда у него не было настроения, он начинал грустить. Попросту хамить.

Сразу же по возвращении в гостиницу миссис Стэгг решила прибегнуть к дисциплинарному воздействию.

— Фредерик, ты сейчас же пойдешь в постель. И книжек своих сегодня не получишь. Так меня измучил за день!

Мальчик, заставивший мать в соборе сорваться на крик, а потом чувствовать себя пристыженной, допускавший дерзкие выходки по отношению к английской даме и вновь заставивший мать почувствовать стыд за него, был оставлен в спальне наедине с чувством своей вины.

Впрочем, никакого раскаяния он не испытывал; в груди лишь бурлило горькое чувство досады оттого, что завтра им придется покинуть Лондон, а вместе с ним расстаться и с золотым яблоком. Возможно даже навсегда. Значит, придет какой-то другой человек и сорвет это чудесное яблоко, а сам он в это время будет плыть на каком-то дурацком пароходе, а потом ходить в какую-то дурацкую школу.

Фредерик выскользнул из постели и прошел к окну. Автобусы головокружительной чередой сновали по площади за окном, подъезжая с Парк-Лейн, и из них периодически появлялись маленькие фигурки людей, стремительно растекавшиеся под зеленым покровом Гайд-парка. Время было летнее и сумерки пока не наступили.

Никакого особого решения он не принимал. Получилось так, словно кто-то другой неожиданно завладел его телом и заставил действовать по своему усмотрению. Через несколько минут он обнаружил, что поспешно натягивает на себя верхнюю одежду, застегиваясь на все пуговицы. Затем он тихонько открыл дверь, выглянул в коридор и вскоре оказался возле открытого окна, располагавшегося в задней части здания; вылез через него и через несколько секунд увидел, как его ноги спускаются по затянутым паутиной железным ступенькам пожарной лестницы. Прямо, как тогда, подумал он, когда они с матерью спускались по лестнице собора Святого Павла.

Казалось, ноги сами прекрасно знали, куда им идти, и потому передвигался он довольно проворно. Дорога к Святому Павлу была почти прямой, но путь оказался неблизким, так что к концу его в икрах заметно покалывало; несмотря на усталость, он сразу же пошел вверх по ступеням, освещаемый неяркими лучами висевшего над холмами вдалеке предзакатного солнца.

Мальчик шел на звук отдаленно звучавшего пения. Там, внизу, у края большого нефа на алтаре горели свечи, а перед ними вытянулись две полоски людей в белых стихарях, которые негромко пели, пока орган разносил над их головами спокойные, приглушенные звуки. Там же стояли еще какие-то люди, наблюдавшие за поющими, — на них падали мрачноватые розовые лучи света, отражавшегося от окон под куполом собора.

Слушатели были настолько увлечены этим зрелищем, а хор настолько поглощен пением, что ни те, ни другие не заметили, как он проскользнул по боковому проходу между стульями и стал подниматься по лестнице, ведущей к Галерее шепотов.

Старый церковный служитель, днем принимавший от посетителей плату за вход, уже ушел, что явно обрадовало Фредерика. Все гиды к этому времени тоже разошлись по домам, в том числе и Скелет. Теперь ему надо было лишь найти место для временного убежища и дождаться в нем, когда хор и прихожане также покинут собор, после чего Святой Павел — и золотое яблоко окажется в полном его распоряжении.

Прямо у верхней ступеньки лестницы начинался коридор, ведущий в библиотеку, и в нем он обнаружил небольшую уединенную нишу — ему хотелось как можно скорее забраться в нее, потому что ноги сильно болели, а сам он порядком устал…

Едва проснувшись, Фредерик почувствовал, что плечи и ноги свела судорога, поскольку ниша — даже для ребенка — оказалась слишком уж маленькой. Он принялся растирать их, одновременно ощупывая окружающую его темноту; вскоре он был вынужден потирать и другие места, поскольку там, похоже, оказалось немало сокрытых от его взора предметов, на которые он то и дело натыкался, а все они, как назло, были жесткие или острые. Много ли было у него шансов найти потайную лестницу, ведущую к золотому яблоку? Она ведь наверняка искусно замаскирована и ее, наверное, непросто отыскать даже в дневное время. Фредерик пожалел, что не прихватил с собой фонаря. Но ведь он не собирался засыпать и дожидаться