«Замечательно! – подумал я. – Может быть, еще не все потеряно?» Ведь я знал, что по-прежнему хочу с ним отношений и люблю его.

Я провел в клинике тридцать дней, а когда вышел, знал, что жизнь изменилась. Дал обещание, что больше никогда не буду принимать наркотики и алкоголь. Настало время. Мне надоело постоянно чувствовать себя как дерьмо. Я уже много лет не ощущал себя физически здоровым. Надо было что-то менять.

Еще одним большим стимулом было желание снова стать лучшим вокалистом. Хотел почувствовать былую связь с Priest и нашей музыкой. Группа была – и есть – важнее всего в жизни, и алкоголизм и наркозависимость опустили меня на такое дно, что я потерял связь с реальностью и жизненной силой.

Клиника изменила мою жизнь. Она ее спасла. Я вышел и продолжал общаться с Ардит. Она была добрейшей души человеком. Пока я лежал в клинике, она даже приехала в Уолсолл поговорить с мамой. Они стали хорошими подругами и даже вместе ездили в отпуск в Шотландию!

Я уже тридцать четыре года не притрагиваюсь к алкоголю и наркотикам. Не могу сказать, что этого никогда не случится, но надеюсь, Господь не допустит. Тут ведь все просто: проблемы надо решать по мере поступления. Я знаю, что сегодня трезв. И надеюсь, что завтра тоже буду трезвым.

С тех пор как я вышел из клиники, больше ни разу не посещал собрания АА. Просто перестал пить и держусь. Не говорю, что это каждому поможет, но мне помогает. Думаю, это уолсоллский менталитет:

«Если нужно что-то сделать – возьми и сделай!»

Я вернулся в Лос-Анджелес завершить работу над Turbo. Мое возвращение было негромким. Просто однажды после обеда незаметно пришел в студию Record Plant. Остальные ребята были заняты работой.

– Как дела, парни? – спросил я.

– Отлично! Как сам, Роб?

На этом все. Они не стали донимать меня вопросами. Не лезли в душу и просто были рады тому, что я вернулся, восстановился и готов продолжить работу над альбомом.

Я был больше чем готов. В прекрасной форме. Впервые записывал вокал для Priest трезвым, но, когда пришел спеть «Out in the Cold» и «Reckless», реально дал жару. Было круто. Может быть, было легче петь, когда не в стельку пьян? Кто же знал?

Поскольку Тому Аллому пришлось терпеть мои никчемные попытки что-то сделать в Нассау, а потом и в Лос-Анджелесе, он был в неописуемом восторге от своего нового, более совершенного вокалиста. «Черт возьми, Роб, ты поешь гораздо лучше! Шикарно!» – расхваливал меня наш аристократичный старый картезианец-продюсер[88].

Я никогда не умел принимать комплименты в адрес голоса или чего-то еще, но с радостью принял его слова. Не хочу звучать дерзко и нагло, но я знал, что он прав. Действительно пел гораздо лучше. Трезвым я был совершенно другим.

Когда мы закончили Turbo, с нами связалась кинокомпания и попросила использовать песню «Reckless» в новом фильме с Томом Крузом, «Лучший стрелок». Это означало, что мы не сможем использовать трек на альбоме, чего нам не хотелось, и мы посчитали фильм хреновым, поэтому отказали. Смело, да?

Я долгое время – месяцы – был «в самоволке» или, по крайней мере, не в здравом уме и стал нагонять дела группы. Из Лондона пришла новость, что Билл Кёрбишли попросил сотрудницуего команды, Джейн Эндрюс, стать полноценным менеджером Priest.

Стратегически Билл продолжал принимать участие, но нашими ежедневными делами занималась Джейн. Мне она с первого же дня понравилась, и я подумал, что идея замечательная. Джейн была полна энтузиазма, и я знал, что она идеально подходит для нашей группы. И тогда… и сейчас.

Как только я добрался до дома, чувствовал, что пора начинать с чистого листа. Я продал дом возле горы Мамми, где отрывался как мог, и тут же присмотрел новое замечательное местечко. Всего в пяти минутах от «Райской долины»[89]. Смотря на этот дом, я не переставал восторгаться: «Это потрясающе!» Прекрасный воздух и простор, а от великолепия аризонской природы и пейзажа челюсть отвисала.

Стоя на площадке перед бассейном, я видел, как вдали над аэропортом Финикса садятся самолеты. «Папе здесь понравится!» – подумал я. Я тут же влюбился в этот дом и заплатил 500 000 долларов наличными, прямо на месте. Как и домик в Уолсолле, это была разумная покупка: я по-прежнему тут живу, уже больше тридцати лет.

Затем я улетел в Филадельфию, чтобы увидеться с Брэдом. Сначала поговорил по телефону с одной из его сестер, и она сказала, что он в порядке. Я не видел его с того самого ожесточенного боя в Лос-Анджелесе, поэтому нервничал, но мы быстро все забыли. Дела давно минувших дней.

Брэд говорил, что собирается ложиться в клинику… Но так и не лег. Когда мы снова увиделись в Филли, он пару раз уезжал в командировку (по поручению), а когда возвращался, от него воняло пивом. Я ничего не сказал – зачем снова нагнетать?! – но меня это беспокоило.

Я переживал не только за Брэда, но и за себя. Став трезвым, я знал, что больше не могу рисковать и сорваться. Было здорово видеть его, но он продолжал вести все тот же дикий и буйный образ жизни. Брэд – гуляка и любитель повеселиться. Он был как заряженное ружье, готовое выстрелить в любой момент, а мне нужна была стабильность.

Домой я улетел, чувствуя какую-то настороженность.

Наконец-то после долгих мучений, в апреле 1986-го, вышел альбом Turbo. Приняли его хорошо, пусть даже несколько металхэдов и негодовали из-за этих противных ужасных гитарных синтезаторов. Поскольку я потерял связь с пластинкой, теперь она мне нравилась – и подарила нам два больших американских хита, «Turbo Lover» и «Locked In».

Мы неделю репетировали перед нашим первым почти за два года туром. Репетиция прошла замечательно, и мне понравилось, что не нужно каждые две минуты делать паузу между песнями, чтобы бахнуть водки с тоником. И я понимал, что на гастролях нужно быть в адеквате и собранным.

Fuel for Life стал самым амбициозным туром в нашей карьере. Мы носились между многочисленных металлических платформ, будто находились в какой-то машине пришельцев. Гигантские руки робота поднимали меня высоко вверх. Нет, после бутылочки «Смирнофф» такое не вытворишь!

Тур продлился почти год. Лейбл по-прежнему делал основной акцент на Америке, поэтому в Британии концертов не было – опять, – но были забитые арены и Колизеи США, затем последовала четырехнедельная европейская часть, и, наконец, мы отправились в Японию. Я уже с закрытыми глазами знал наш маршрут, но на этот раз было одно большое существенное отличие.