Шрифт:
Закладка:
А «учили его отречися Христа» сначала казак Васька в Путивле, а потом Фомка на Москве. «Первое де велели ему снять крест с себя и положить под пяту и ступить назад трижды и говорить: подите беси ко мне, я вам верую, а вы мне служите, какую службу вас заставлю».
Многих Афонька портил, некоторых лечил, а с другими воровал. В Ярославле он приворожил Наташку, а в Москве – Любку. Килу в Осколе привязал Фильке Чумаку, а в Москве – братьям Ивану да Степану Шишам, последнему потом отвязал. Еще воровал он на Москве с женкою Анискою, но потом расстался с ней, и она за то «хотела его испортить и сделать чернее земли». Еще он прятал коренья на дворе у Ивана Стрешнева. В ходе рассказов Афонька назвал многих своих подельников и причастных: обитатели двора Стрешневых Истома Темирязев и Михаил Иванов, пушкарь Никита Крестенник и одноименный стрелец Никита Крестенник, Дмитрий Борисов, Куземка Барсов, Леонтий Плещеев, Иван Лукьянов. Может, кого и напутал под пыткой, но всех записали. Потом от многих показаний он отказался, но было уже ясно, что раскрыт большой заговор сатанистов против государя Михаила Федоровича. Опять и в который раз.
Большинство были стрельцами. Возглавлял их, кажется, Василий Мещерка, а над чародейством главенствовал Афонька, который освоил колдовские навыки в Путивле во времена Смоленской войны 1632–1634 г., когда русскими войсками командовал М. Б. Шеин, казненный впоследствии в апреле 1634 г. за неудачи в той кампании. 24 марта 1642 г. царь предписал начать аресты нечестивых служак, всех обыскивать и дознаваться.
Следователи не смогли найти в Путивле Ваську Кулака. Не нашли кореньев на дворе у Ивана Стрешнева, который ни про какую цепь не слышал и к порче причастен не был: «Он Иван у него цепи не имывал и к государыне царице не отнашивал». Никто не знал в Осколе про Фильку Чумака, не нашли Наташки в Ярославле, «сошла безвестно» Любка из Москвы. Но вот на Пушкарском дворе выяснили, что шесть лет назад помер там Филька по прозвищу Сусальник. Жена его сказала, что «болезнь была на нем сухотная, весь был распух, и был болен с год, и лежал он семь недель», но вот про их знакомство с Афонькой никто ничего не знал. Не знал Афоньки также Степан Шишенок, у которого никогда килы не было, а брат его Иван за год до того помер. За женку Аниску 16 человек из числа «слободчиков и отставленых стельцов», а всего 600 человек «стрельцов матери и жены их», побожились «по государеву целованию», что «воровства за нею и всякого дурна, и блядни, и ведовства не слыхали, и на людей она дурными ничем не похвалялась, жена де она добрая». Потом искали сатаниста Фомку. Был отправлен для этого стрелецкий голова Степан Алалыкин и с ним 100 стрельцов, а также сам Афонька «для опазныванья». Никакого Фомки на Ваганькове они не нашли, но по указанию Афоньки схватили псаря Максимку Алексеева, который якобы должен знать, где нехристь обитает. На допросе Максимка сказал, что ни про какого Фомку никогда не слышал. Тогда Афонька вспомнил, что Фомку хорошо знает отставной стрелец Федька Григорьев, который живет «на Рождественой улице на монастыре у Николы Божедомского». Туда вместе с Афонькой побежал отряд из 20 стрельцов во главе с Андреем Волынским. Расхаживая по монастырю, Афонька указывал на дворы, в которые немедленно ломились стрельцы, но никакого Федьки не нашли. Местные сказали, что про такого не слышали. И так далее. Впрочем, некоторые результаты были, и версия о масштабах бесовской хитрости подтвердились. На дворе стрельца Гришки Казанца «в избе в коробках вынято коренье и травы и кости и раковины», а также «громовая стрелка да чертов палец» (сосулька из спаянного от удара молнии песка и кусок раковины ископаемого головоногого моллюска). А на соседнем дворе стрельца Томилы Иванова сына Тельнова у его жены у Афимьицы «в трех узелках травы разныя». Афимьица сказала, что травки ей достались от прежней жены Томилки, а та парила ими себе горло, когда болело. Гришкина жена Катеринка тоже не во всем разбиралась, поскольку свез все найденное сам Гришка, «а для чего держал, того она не ведает». Хотя вот «траву чечуйную» Катеринка пьет, когда «понос изоймет». Еще «сенной скип, сказала, привез муж ее с Валуйки, а дают пить от поносу, и у кого выдет задний проход». Были там также «трава божья», которую «привез муж ее из Астрахани для духу»; семена горчицы; «корень ир», что «кладут в вино для духу»; «кость говяжья», что «купил муж ее, хотел делать к ножу черен»; «обломок камени», который «держала у себя для диковины»; «два корешка желты», что «желтят у сапог подошвы»; и «четыре травы разных цветов». Но самое примечательное, что вместе с кореньями хранилось письмо с известием о падении орла над головой римского цесаря и явлении, как сказал «галанский немчин Вилим Фандоблок», мессии («нового пророка») в Калабрии – «на границе меж Шпанской и Турской земли». Там же был лист с текстом необычной молитвы «Сон Богородицы».
3 августа 1642 г. допрашивали Гришку Казанца. Про текст «Сна Богородицы» он сказал, что использовал его как амулет, поскольку он предохраняет от пулевых ранений: «Кто то письмо на себе носит, и того человека стрельба не возьмет». А письмо про мессию дал ему подьячий Разрядного приказа Федор Семенов. Последний подтвердил, что да, дал Гришке какую-то «драную бумагу на заряды», а была она частью «отписки изо Пскова». И не секретный это документ, а макулатура. Копия текста в записях приказа сохранилась.
После стольких работ из обвиняемых у следователей остался один Афонька, к которому вскоре даже бесы интерес потеряли и перестали помогать. Он начал впадать в беспамятство и отрекаться от своих слов. Мученичество, как известно, даже пыточное, обращает к благочестию. 5 июня на допросе Афонька сказал, «что его государыню царицу портить никто не научал и сам он того, чем портят, не знает». 3 августа заявил, что на всех стрельцов «клепал напрасно» «для того, чтоб ему не вскоре умереть». 23 августа вдруг признался, что «хотел ее, государыню, портить с малоумья, а никто его на такое дело не научал». 2 ноября подтвердил то же и покаялся: «Коли де он отвергся Христа, и тогда ему бесы помогали и во всем его
