Шрифт:
Закладка:
В 1928 г. в серии «Материалы комиссии по изучению Якутской автономной советской социалистической республики» Академии наук СССР была выпущена книга С. И. Мицкевича «Мэнэрик и эмиряченье: Формы истерии в Колымском крае». История этой книги такова: автор, врач по образованию, написал ее в 1903 г. после возвращения из Якутской области, где он пробыл как политический ссыльный около шести лет. В ссылке он получил разрешение заниматься медицинской практикой и был назначен окружным врачом в Средне-Колымск, находившийся в 2450 км к северо-востоку от Якутска. Туда никто из вольных врачей ехать не хотел.
Своим наблюдениям над болезнями мэнэрик и эмиряченье автор предпослал очерк условий жизни и быта местных жителей, описал психологические черты, отличающие население этого края, подробно рассказав об особенностях колымской женщины, бытующих там половых отношениях. Приводимый материал о формах истерии (тарымта, мэнэрик), об истерических эпидемиях и сумасшествиях Мицкевич связывает с условиями местной жизни. Он дает описание эмирячения — вида мерячения, при котором происходит воздействие на больного со стороны другого лица и больной полностью подчиняется этому лицу. При эмирячении больной становится объектом бесконечных запугиваний, издевательства со стороны окружающих. В результате болезнь усиливается все более. В книге Мицкевича социально-психологический подход к описанию болезни выступает на первый план и болезнь предстает как крайняя степень нарушения отношений между людьми.
Что же в психологическом облике колымчанина, по мнению автора, способствует возникновению болезни и ее развитию? Пугливость, суеверие, впечатлительность и легковерность. Колымчане верят в предчувствия, предсказания, приметы, заговоры, порчу, привидения. Развитию этих свойств способствует беспомощность колымчанина перед всякими бедствиями. Для охраны от них местное население — не только якуты, но и русские — обращались к шаманам. Нервность женщин, возникновение у них истерии обусловливается их положением в семье, ранним началом половой жизни и травмами на почве половых отношений. Большинство женщин подвержено истерическим припадкам, которые постепенно приобретают определенную форму и возникают при малейшем испуге. Припадки эти приписываются порче — так считает сам больной и его близкие. Больной, как думают его окружающие, одержим духом и может иметь ту же силу, что и шаман, с той только разницей, что дух в него во время припадка вселяется насильно, а шаман призывает духов по своей воле. Однако суть одна — колымчане верят, что происходит общение со сверхъестественными силами, и это ставит больного в особое положение среди других людей. В то же время появляется заинтересованность в том, чтобы не только наблюдать припадок со стороны, но и вызывать его, пугая припадочных. Форма, в которой протекает приступ, очень похожа на шаманское камлание — ритм напева, выкрики, качание туловища и состояние прострации после экстаза.
Мицкевич отмечал, что болезнью часто страдали все члены семьи, иногда эпидемия охватывала целые роды. В 1899 г., по его данным, эпидемия поразила два рода, юкагиров и ламутов, заболели около 150 человек, припадки у них держались 3–4 месяца.
Изучение психических эпидемий привело к заключению, что они могут рассматриваться как болезненные отклонения от явлений массовой психологии. В этих заболеваниях проявлялись свойства, характерные для психологии толпы: повышенная возбудимость, импульсивность, внушаемость, сознательная и бессознательная подражательность. Общим для всех форм массовых психических заболеваний являлся факт «психической заразительности». Причины психических эпидемий, как отмечали все исследователи, прежде всего социальные и социально-психологические, которые при определенных условиях и предрасположенности приводят к возникновению болезни.
По мере развития психиатрии в России, в деятельности психиатров открывались новые стороны. После судебной реформы 1864 г., когда в стране был утвержден суд присяжных и введено новое судопроизводство, психиатров стали привлекать к участию в судебно-психиатрической экспертизе. Они давали свое заключение о том, является ли лицо, совершившее преступление, по состоянию своего здоровья вменяемым и ответственным за свои действия, может ли оно отдавать отчет о своих поступках. Вменяемостью называлось такое состояние, когда человек способен выбирать между совершением и несовершением действия, обозначенного в законе как преступление или проступок. Человек совершает наказуемое законом действие, которое должно быть вменено ему, т. е. он признается виновным перед законом. В зависимости от заключения психиатрической экспертизы суд решал, какие меры надо принимать — применять ли статьи из Уложения о наказаниях или направлять на лечение в психиатрическую больницу. Психиатрам приходилось чаще всего заниматься психопатиями, именно они вызывали необходимость судебно-медицинской экспертизы.
Практика судебного дела вела к теории психологии и теории психиатрии, требуя научного обоснования действий судебно-медицинской экспертизы. При этом приходилось решать вопрос сложного отношения психологического и психопатического: противостоять попыткам психологического толкования психопатически обусловленного поведения человека и в то же время защищать психологический критерий в психиатрической экспертизе, искать причины психопатологического поведения в нарушении нормальной работы мозга и учитывать социально-психологические корни поведения. От судебно-медицинской экспертизы зависела дальнейшая судьба подсудимого: наказание или лечение, ограждение общества от социально опасного преступника тюремным заключением или лечение и призрение его. В деятельность психиатров вошла судебно-психиатрическая экспертиза, а вместе с тем и проблемы судебной психиатрии, сближающие ее с судебной психологией, начало которой было положено введением судебной реформы.
В 1883 г. в связи с обсуждением формулировки 36-й статьи нового проекта Уложения о наказаниях среди психиатров и юристов возникла дискуссия по поводу целесообразности внесения в обсуждаемую статью психологического критерия вменения, т. е. ответственности за свои поступки. Вопрос стоял так: нужно ли дополнять медицинский критерий — психиатрическую мотивировку невменяемости — его психологическим объяснением и аргументацией. На первом съезде отечественных психиатров с большой речью, отстаивавшей психологический критерий, выступил В. X. Кандинский (Труды., 1887). Он считал, что возможно только психологическое определение, позволяющее устанавливать границу между здоровьем и психической болезнью. Надо определять состояние невменяемости исходя из представления о том, что при этом исключается свободное волеопределение, которое предполагает, во-первых, понимание человеком значения и свойств своих деяний и существование возможности сделать выбор между мотивами удержаться от преступления или уступить соблазну,
В старом Уложении о наказаниях психологический критерий был ограничен его первой частью, т. е. пониманием человеком значения его действия, но возможность выбора мотивов не