— Куда теперь? — раздавались голоса.

— К казармам на Бундесштрассе!

— Боже сохрани! — крикнула Рут. — Ведь там — тысячи солдат. Неужели эта горсточка матросов собирается штурмовать казармы?

— А почему бы и нет? — смеясь, ответил ей Эрих.

И Вальтер тоже задорно крикнул:

— И возьмут их, вот увидишь!

— Да ведь это чистейшее безумие!

Но они все-таки пошли вслед за отрядом.

На длинной Бундесштрассе было темно и безлюдно. Ни огонька в окнах многочисленных казарменных строений. Ни шороха, ни единого звука не доносилось оттуда.

Толпа, сопровождавшая матросов, остановилась на углу; матросы и с ними все, кто был вооружен, стали бесшумно гуськом пробираться вдоль железной ограды к центральным воротам казарм. Никакой команды, ни единого слова не прозвучало.

— Ой, как жутко! — шепнула Рут Вальтеру. — Чего ради мы сюда прибежали, а?

— Тс! — остановил ее Вальтер. — Тс!

Выстрел…

Один только… Звук его долго перекатывался среди высоких строений.

— Кто это стрелял?

— Тс!

— Может быть, в кого-нибудь попало?

— Да замолчи же, Рут!

За этим одиночным выстрелом наступила давящая тишина. Вальтер осторожно шагнул на середину улицы и увидел матросов; они, как тени, скользили вдоль высокой железной решетки. Еще минута — и они доберутся до ворот.

Вдруг звякнуло разбитое оконное стекло…

— Бе-е-ре-гись!

Люди пригнули головы. Раздался глухой удар, точно из окна что-то бросили на улицу.

— Тьфу! Чем это вдруг так странно запахло? Ух, какая вонь!

— Газ!.. Газ!..

— Вот негодяи! Мерзавцы! Бросают газовые бомбы!

Толпа шарахнулась на противоположную сторону Рентцельштрассе, увлекая за собой и Вальтера, и Рут, и Эриха. Люди помчались бы и дальше, если бы их не остановил низкий и сильный мужской голос.

— Не бегите, товарищи! Не так страшно. Всего лишь слезоточивый газ.

— Уйдем отсюда! — просила Рут. — Я боюсь!

— Не можем же мы сейчас уйти, — с досадой отозвался Вальтер. — Стыдно ведь!

— У-у-ух, не могу больше!

И в самом деле, зловоние стояло невыносимое. Спирало дыхание, жгло глаза. Слезы бежали по лицу, как вода; сколько ни вытирай — они лились безудержно. Рут дрожала от страха.

С Бундесштрассе донеслись крики «ура». Люди выскакивали из подъездов, где они прятались. Все бросились на Бундесштрассе. Вальтер и Эрих, схватив Рут за руки, тоже побежали туда.

Ворота казармы были широко распахнуты. В проходной стоял матрос и командовал:

— Офицеров задержать!.. Никого из казармы не выпускать!.. Перед складами оружия и боеприпасов поставить надежных часовых!

— Это, значит, их главный? — спросила Рут, присматриваясь к матросу.

— Вот это командир! — восхитился Вальтер.

— Самое удивительное, что ему подчиняются, — сказала она.

— Вот видишь, матросов горсточка, а все-таки они взяли верх!

— Никогда бы не поверила, что такое возможно. — И, улыбнувшись, Рут прибавила: — Ну понятно, ведь мы помогали! Не побоялись газа! Мой платок хоть выжми! И глаза у меня еще здорово болят!.

— Пустяки, пройдет. А все-таки мы победили!

Двое рабочих несли кого-то. Им крикнули из толпы:

— На углу Рентцельштрассе есть трактир.

Рабочие со своей ношей прошли мимо Рут и Вальтера.

— Что с ним? — спросила Рут.

— Он мертв. Офицеры, собачьи сыны, застрелили его.

— Первый убитый в Гамбурге!

— Помогите нести! — крикнули рабочие обступившей их толпе.

Вальтер подошел. Но тут он увидел лицо убитого и окаменел.

Рабочие потащили свою ношу дальше. Вальтер смотрел им вслед. Он схватил Рут за плечо и, потрясенный, проговорил:

— Это… это Фитэ, Рут… Фитэ Петер!

V

В эту ночь, с пятого на шестое ноября, большинство жителей Гамбурга спало, не ведая, что готовит им грядущий день. Не ведал того и Шенгузен. Накануне вечером ему удалось связаться с Берлином, и он с большим удовлетворением услышал, что руководство социал-демократической партии одобряет, больше того — хвалит его тактику. Там еще надеются, сказали ему, что смогут обуздать революционную стихию и стать господами положения. Во всяком случае, Берлин обещал все время держать его в курсе дел и сообщать точнейшие директивы.

Рано утром зазвонил телефон.

Шенгузен с досадой поднялся с постели. Будь оно неладно, где там опять горит? Или эта тряпка, этот дрянной генералишка проспался? Выполз, наконец, из своей мышиной норы?

У аппарата оказался не генерал, а Килинг. И от его сообщения сон мгновенно соскочил с Шенгузена. Гарнизоны Гамбурга и Альтоны примкнули к революции и образовали солдатские советы. Берлин прислал новые директивы: завоевать решающее влияние в Советах рабочих и солдатских депутатов… Бог ты мой, натощак — и такие новости!

— Спасибо, Килинг! Через пятнадцать минут я буду на месте! Вызывай остальных!

В полдень народ устремился к Дому профессиональных союзов. Сюда стекались потоки людей из всех районов города. Над головами плыли красные и зеленые знамена многочисленных ферейнов, обществ и клубов: певческие ферейны, общество огородников предместий, сберегательные и увеселительные ферейны. Сомкнутыми рядами подходили рабочие и служащие предприятий во главе с инженерами и техниками, а подчас даже с директорами и самими владельцами. Вся эта человеческая масса плечом к плечу стояла на улицах, ведущих к Дому. Это чудо совершили события минувшей ночи.

Ворота и подъезды Дома профессиональных союзов были настежь открыты. Ресторан набит битком. В коридорах сновали взад и вперед сотни людей.

Вальтер встретил свою группу у Центрального вокзала. Хотя и не отколовшийся, но все же блудный сын вернулся под родной кров.

С песнями, под сенью огненно-алого знамени, подошли они к Дому профессиональных союзов.

На балконе показался Луи Шенгузен.

— Он? — в ужасе восклицали молодые рабочие, удивленно переглядываясь. — Он?.. — Они ничего не понимали.

— Почему именно он? Никого другого не нашли?

Многие тотчас же принялись яростно и возбужденно протестовать:

— Долой бонз!.. Долой Шенгузена!.. К черту всех социал-милитаристов!.. Мракобесы!.. Оппортунисты!

Пронзительные свистки. Девушки визжали:

— У-у-у-у-у…

Из толпы, не знавшей, чем вызван этот протест, возмущенно шикали на молодежь:

— Тише!.. Тише!.. Безобразие!..

Шенгузен поднял правую руку.

— Что это, приветствие? Он собирается говорить?.. Этот… этот толстопузый?.. Прочь!! Оборонец!.. Предатель рабочего класса!.. Враг молодежи!..

Из толпы на них кричали:

— Вон отсюда, молокососы! Нахальство! Что вам нужно?

— Ра-бо-чие и сол-да-ты! Трудящиеся города Гамбурга! — Луи Шенгузен стоял, широко расставив ноги, обеими руками ухватившись за перила балкона, огромная, давящая глыба. Он говорил, отчеканивая каждый слог, и слова его звучали уверенно и веско: — Ре-во-лю-ция по-бе-ди-ла! Со-циа-лизм тор-жествует!

Часть третья

НА ВЕСАХ ИСТОРИИ

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

I

Ну и кутерьма!

Возня и беготня, уговоры и перекоры, переноска и перевозка! Семейство Брентенов переезжает на новую квартиру.

Не одну неделю подготовлялось это событие, а все же дело