– хлеборобство, – и вот оно-то многие годы если и не приносило прямые убытки, но и не давало ощутимой прибыли. Хотя земля добрая, жирная, а всегда в самый неподходящий момент находились причины, портящие все, сводящие труд людей на нет.

Было время, колхоз «Светлый путь» объединял четыре населенных пункта: само Захолмово, немного меньшее по числу жителей Листвягово и маленькие, дворов по двадцать пять – тридцать деревеньки Бугутар и Сухое Озеро.

Листвягово (это километрах в двадцати от Захолмова) лет восемь назад откололось от колхоза, почти половина семей, разделив листвяговские поля, занялись фермерством, другие же промышляли от близкой тайги или упирались на своих подворьях. Фермеры вскоре прогорели все до одного, поля стали дичать, заросли полынью, по ним бродили, уныло позвякивая колокольцами, стада коров, топтались отары овец… Сухое Озеро крепко держалось колхозного центра, благо и расположено совсем близко, в семи километрах, а вот деревушка Бугутар совсем вымерла, население перебралось в Захолмово и другие села, перевезло свои срубы, и теперь от Бугутара только и осталось, что несколько ветхих домишек, полуповаленные прясла, замшелые сараюшки; доживают в Бугутаре четверо старух и два старика, раз в месяц приходят они в Захолмово, получают на почте пенсию, уносят в мешках кой-какие продукты.

Население Захолмова больше чем наполовину состоит из людей пожилых, пенсионеров и инвалидов. Молодежи мало. Многие после школы и армии отправляются, как и прошлые поколения, искать места в городах, некоторые, помотавшись, возвращаются. Парни часто попадают на отсидку, гибнут в драках, по пьянке. Зимой село вовсе кажется безлюдным, все прячутся в избах, живут как кроты в норах. Злой ветер гоняет по улицам сухой колючий снег, трещат от мороза сосны. Зато летом здесь благодать. Съезжаются родные, дачники, туристы, много становится подростков, ребятишек. В клубе каждый вечер устраивают танцы на полночи, а потом до зари слышатся песни, которые горланит, гуляя по селу, молодняк. На берегу пруда в летние дни настоящий маленький курорт – песчаный пляжик весь усыпан загорающими… Эта веселая отпускная жизнь мало распространяется на местных. У них свои ежедневные хлопоты, трудности, мысли о не сулящем ничего особо хорошего будущем.

Виктор Михайлович пытается поправить дела хозяйства, хватается за любую возможность, чтобы спасти, удержать «Захолмье» от полного краха. Но его действия напоминают потуги немощного старика, взявшегося укрепить сгнивший забор: он приспосабливает подпорки, связывает доски проволочками, выравнивает валящиеся столбы, подкладывает под них камушки, кирпичи, но нет у него сил поставить столбы свежие, просмоленные, сменить трухлявые жерди… Так же и Балташов прикрывает все новые и новые бреши жалкой ветошью, вместо выбитых стекол затягивает окна целлофановыми мешками, чтобы дом продолжал еще какое-то время быть пригодным для жизни.

3

– Слыхал, Михайлыч, погодку? – здороваясь спросил агроном Саманов, как раз наравне с Балташовым подошедший к крыльцу конторы.

– Слыха-ал.

Они поручкались, поднялись внутрь. Когда шли по коридору к своим кабинетам, Виктор Михайлович спросил:

– Как там на полях-то дела?

– Еще не был, счас поеду. Вчера перед ночью убирали…

– Про вчера-то я знаю…

Контора теперь – пристанище для многих учреждений акционерного общества. Здесь бухгалтерия, кабинеты начальства, почта, приемный пункт, медпункт. В последние годы потребовалось уплотнение. Содержать, особенно зимой, казенные помещения стало накладно, поэтому старались сбиться в одно место. То же и с магазинами: раньше было их в селе аж пять штук – продуктовый, промтоварный, универмаг, хозяйственный и хлебная лавка при пекарне. Теперь же вполне обходятся тремя. Продуктовый так и остался, в универмаге остальное. Хлебная лавка. Два магазина пустуют, иногда сдают их коммерсантам…

– Давай, Григорий Юрьич, съезди. Если что – бей тревогу. Каждая минута теперь дорога.

Саманов кивнул, отпер дверь своего кабинета, вошел. Через пару минут выгнал в коридор велосипед, покатил на улицу. Предстояла ему неблизкая поездка – навестить комбайнеров.

Виктор Михайлович сел в старое, продавленное кресло за массивный, но тоже старый, попорченный временем письменный стол, закурил. Задумался, глядя на сигаретный дымок, затем снял трубку с телефона, набрал сложный номер связи с городом.

– Але! – коротко кашлянув, ровным голосом сказал в трубку. – Здравствуйте! Это директор «Захолмья» беспокоит. С Эдуардом Сергеичем можно?.. – Выслушал ответ, не так ровно уже спросил: – А кто там есть? Этот, Борис Романович, по сельскому? Тоже нет… Ну, ладно тогда… Да, а будут? Угу. Ла-адно. До свиданья.

Нажал пальцем на рычажок, снова набрал сложный номер. Подождал.

– Але, здравствуйте! Метеоцентр? Это вас директор АО «Захолмье» беспокоит. Тут вот по радио… Да. Да-да. – Слушал, что ему там говорили из метеоцентра, и лицо постепенно мрачнело, Виктор Михайлович понимающе и тяжело покачивал головой. – Ну, ясно. Значится, не миновать? Угу… Ну, спасибо вам и за это.

Положил трубку, некоторое время сидел, курил, механически двигал туда-сюда стеклянную пепельницу по столешнице. Обжег пальцы об окурочек, затушил его, встал.

– Ла-адно… – Поправил свою кепочку с длинным пластмассовым козырьком, вышел из кабинета. – Ладно…

В голосе его можно было уловить угрозу потягаться с кем-то сильным, но на самом деле надеялся теперь Балташов только на чудо, что все-таки – пронесет мимо бурю… На полях работали три комбайна, все, что осталось в хозяйстве: два старых «Сибиряка» и один совсем древний, зато надежный, прицепной комбайн, который таскал единственный у «Захолмья» гусеничный трактор. А убрано едва ли треть пшеницы. А еще овса сколько, зеленки…

Но нужно что-то предпринимать. Хоть людей поподгонять, чтоб перекуривали пореже.

Балташов заглянул на почту, сказал связистке Ане:

– Кто звонить будет, я на полях. Спрашивай, кто звонит. Может, важный кто…

– Хорошо, – лениво и устало от духоты ответила Аня, перебирая какие-то квитанции.

Вдалеке, но уже оглушительно и устрашающе заревело. По этому реву все село знало мотоцикл Димки Егорова, семнадцатилетнего паренька, доучившегося в этом году с горем пополам в школе, теперь ожидающего призыва в армию; Димка числился у Виктора Михайловича водителем. Без средства передвижения в эти страдные дни совсем невозможно.

– Такси подана! – подлетев к крыльцу, заорал голый по пояс Димка, показывая в улыбке прокуренные, мелкие зубы.

– Здорово! – Балташов умостился сзади Димки, правой рукой уперся в борт люльки «Урала».

– Куда прикажете?

– Давай на поле. Ураган обещают к вечеру. Немного б еще убрать.

Димка крутанул рукоятку газа, ногой подцепил педаль, мотоцикл рванулся с места, сыпанув из-под заднего колеса струйкой гравия.

Беспрестанно шевеля рогами руля, объезжая многочисленные колдобины, Димка гнал «Урал» за село, к полям, что находились за цепью невысоких, поросших чахлым осинником гор.

Бивший в лицо теплый ветерок немного освежал ездоков. Виктор Михайлович выставлял лицо из-за Димкиной спины, глотал ветерок, морщился, когда об лоб или щеку ударялась муха, твердый, как камешек жучок. За мотоциклом стеной вставала плотная, душащая пыль и долго висела над проселком серым ядовитым туманом.

Справа и слева от дороги тянутся огороды и картофельные поля с почерневшей ботвой, свернувшимися на солнцепеке в