Тогда Земля обречена.

Не было ещё мира, который не утонул бы в Пси и не вымер. Чудовищному механизму эволюции, истребляющему тысячи тысяч миров ради рождения одной сверхсущности, не было нужды сохранять в целостности хотя бы одну планету из всего этого множества. Как растение рано или поздно увядало, сбросив семена, так и планеты гибли в попытках исполнить своё предназначение.

Но я, приняв неотвратимое, пока ещё мог спасти свою Землю. Хотя бы её, пусть даже ценой, неподъёмной для человека. Я думал, что моя человечность давно канула в лету, но Гость на примерах продемонстрировал обратное. По своей сути я оставался человеком, хоть и «отмасштабированным» в соответствии с новыми возможностями.

Медленно сходящим с ума, держащимся лишь за счёт цели-якоря человеком.

Гость весьма доступно объяснил, почему такие как я обычно сходят с ума, и картина эта была самой что ни на есть неприглядной.

«В норме» у одарённого мозг как орган выполнял скорее роль якоря-привязки для энергетической части разума, и дублировал всё то, что происходило в последнем. Пропадал мозг — пропадал якорь, и псион закономерно умирал, не имея сил на поддержание себя в сугубо энергетической форме.

В моём же случае мозг резко перестал справляться со своей работой. Привязка канула в лету первой. Следом начались проблемы с дублированием всего того, что происходило со мной настоящим. Физический орган просто не вывозил нагрузки, и в последствии скорее гадил, чем помогал. Каналы, связывающие мозг и разум, от такого обращения получали накапливаемые повреждения, а уже они, в свою очередь, начинали сбоить, проводя сигналы не от разума в мозг-дублёр, а наоборот.

А уже этот процесс и должен был со временем, — весьма быстро притом, — привести к безумию.

Мне крупно повезло, что по неким причинам мой мозг не успел навредить достаточно для того, чтобы у меня не осталось шансов на удачную смену формы существования. Причина пока была не ясна даже Гостю, а я и вовсе мог только гадать на кофейной гуще, отталкиваясь от собственных ощущений. Всё же, разум был моим, мозг — тоже моим, а со стороны, как известно, видно далеко не всё.

Что я считал самым забавным, так это то, что от печальной участи подобных мне обычно спасала такая банальщина, как смерть. Не просто так одним из условий эволюции являлась, фактически, гибель физической оболочки, от которой предлагалось осознанно отцепиться, находясь в коме.

Иными словами, если бы меня сразу после стазиса сбил автобус, то я бы, вероятнее всего, не погиб бы, а начал эволюционировать. Правда, в таком случае процесс был бы не столь быстрым, — что такое три года? — и мог растянуться на века, но в конечном счёте на вымершей и мёртвой земле проклюнулась бы новая форма жизни. Без личности и прошлой памяти, конечно, но это — следствие неконтролируемой смены формы. По аналогии с домом, который можно снести и построить новый, а можно взять старую постройку за основу, предварительно ту отреставрировав.

А ведь с успешным протеканием процесса ещё и повезти должно, так как всегда оставался шанс просто раствориться в бесконечно-вечном, как миллиарды людей до меня…

Если подвести итоги, то сейчас я обладал почти всей полнотой знаний, необходимой для контролируемой и максимально безопасной эволюции… если Гость меня не налюбил, но его правдивость я уже принял на веру. Иначе всё просто теряло смысл. Его, смысла этого, и так было не слишком-то много, ибо я упорно не понимал и половины того, о чём мне рассказывала залётная сверхсущность, но хоть что-то завсегда лучше, чем ничего.

Вы можете спросить, чего же я тогда медлю, раз уже принял решение. А я вздохну и отвечу, что у всего есть свои причины. И у того, что я заседаю на крыше самого высокого здания Москвы, взирая на город с высоты птичьего полёта безо всякого ускорения сознания, тоже была причина.

Я… прощался, пожалуй. Не с людьми: они меня не поймут, а отсюда всех, кто мне интересен, я сейчас и так «видел». Ксения с Линой заседали во дворце на пару с Владимиром, которого покушение заставило пересмотреть прежние взгляды на мир, а мой подарок с зачисткой его разума от нагромождения дерьма Его Величества органично дополнил картину. Юноша стал осторожнее и мудрее, а государству в иерархии его приоритетов пришлось потесниться, чтобы уместить на первое место и семью тоже.

Взаимоисключащая получилась штука, могущая в будущем спровоцировать не один конфликт, но такой Владимир Романов мне нравился больше, чем готовый отдать всё ради блага родины безумец.

Возвращаясь к девочкам можно сказать, что они обе, наконец, определились с тем, что им важно и дорого. Пересмотрели, так сказать, приоритеты, проводив взглядом промелькнувший в опасной близости финал их коротких жизней.

Ксения, наконец, «отпустила» меня, чего пришлось ждать целых три года. Казалось бы: мы были знакомы без году неделя, но выверты человеческой психики порой такое отчебучивают, что хоть вешайся. Но теперь девочка готова строить своё собственное будущее без привязки ко всяким неадекватным сверхпсионам, что, конечно, не может не радовать.

Лина Романова, цесаревна Империи, пока ещё не нашла себя в чём-то конкретном, но и выполнять роль придворной куколки в тени отца или брата больше не хотела, так что её ждёт не чья-то, не кем-то навязанная роль, а её собственная.

Это тоже плюс, который хорошо лёг на мою трепещущую в предвкушении чего-то нового и интересного душу.

В остальном же на всей планете больше не было людей, к которым я бы успел привязаться. Знакомые и, вероятно, даже товарищи — были, но и только. Тех, кому я бы помог в случае нужды можно было и вовсе по пальцам пересчитать.

И даже так сие желание являлось сугубо следствием моего нынешнего внутреннего состояния, напоминающего стремление сделать всё несделанное и пресытиться чем-то, чего потом уже может не быть.

Бессмысленное, но необходимое действо.

И на фоне всего этого был Гость, который не возражал и просто следовал за мной, куда бы я ни пошёл. Время не имеет значения, помните?

Благо, он всё же пришёл к необходимости сокрыть своё присутствие от людей и псионов, оставив для меня небольшую лазейку — телепатическую связь, благодаря которой я чётко «видел» его местоположение. Соответственно, в той пещере он не остался, да и не ушёл прочь, покинув планету. Гость никуда не спешил, а я