Шрифт:
Закладка:
Но были и те, кто не слишком обрадовался новостям. Вернее, тому, что имя Песцова фигурирует в них уж больно часто.
Граф Кобрин был в бешенстве. Правда, это не было заметно никому, кроме самых близких, хорошо знающих графа людей. Песцов должен был давно уже сдохнуть, но не подох. А, напротив, поднимался всё выше и, наконец, стал суверенным монархом. Впрочем, в этом есть и уязвимость врага: в степи лишних глаз нет. Устроить засаду несложно. Но мерзавец стал довольно сильным магом, так что придется посылать лучших. Вот поедет он после празднеств к своим дикарям, там-то всё и решится.
Граф Орлов злобствовал ничуть не меньше. И мысли его были не менее кровожадны. Правда, посылать ему было некого: от родовой гвардии остались крохи, не более десятка бойцов. Тех, кто служил не за деньги и не по магическому принуждению, а исполняя однажды данный обет верности. Жертвовать такими людьми граф не хотел. Верность – дорогой товар, и не стоит его разменивать на банальную месть. На наемников же – хороших наемников – не было денег.
Каптенармус Жабин, послушав утром радио, срочно заболел. Ему стало нехорошо. Он побледнел, посерел и, посетивши доктора и получивши бюллетень, засобирался домой. Прежде, глядя на высеченную в камне угрозу Песцова, он лишь посмеивался: мол, что сможет какой-то там Песцов против могучих Жабиных. Но теперь угроза стремительно приобретала вес и вполне могла стать реальностью. Следовало исчезнуть – хотя бы на то время, пока мерзкий тип не свалит в свою степь. А после можно будет и вернуться на прежнее место. Только надо сперва заехать домой, взять необходимые вещи и запас продуктов.
Каптенармус подхватил чемоданчик с овеществленным эквивалентом своего труда и направился к машине. Ездил он на скромной малолитражке, чтобы не привлекать внимания ни властей, ни бандитов, ни начальства. Выехал за ворота части, и порулил себе дальше. Доехал до дома, загнал машину в гараж, поднялся наверх и остановился: в его любимом кресле у окна сидел человек. И не какой-то там, а хорошо знакомый троюродный дядюшка.
- Что-то ты сегодня рано, - нехорошо улыбаясь произнес дядюшка.
- Да приболел, знаешь ли. Больничный взял. Завтра доктора вызову.
- Вот как? – прищурился родственник. – А давай я тебя вылечу. Бесплатно.
- Ну уж нет, я лучше сам, - открестился Жабин. – Твои расценки мне не по карману.
- Ничего, ты у нас человек состоятельный. Крутишь-мутишь налево-направо, деньги гребешь лопатой. Что в чемоданчике-то?
- Не твое дело, дядюшка.
- Как раз-таки моё.
Человек в кресле поднялся на ноги.
- Твои махинации вышли за рамки разумного. Сейчас Песцов сидит у императора и рассказывает ему про армейские приключения. Как думаешь, чья фамилия прозвучала?
- Так ведь…
Жабин, и без того достаточно напуганный, ощутил слабость в ногах.
- Из-за твоих выкрутасов может пострадать весь род.
- Так я же… - проблеял Жабин.
- Ты заплатишь Песцову виру, какую он потребует, из своих средств. А если твоей крови захочет – не сомневайся, сцедим с тебя всю, до капельки. А он захочет, не зря же надпись на стене высекал.
- Я…
Жабин запаниковал, дернулся было в сторону, но тут что-то кольнуло его в шею, мир крутнулся у него перед глазами и через пару секунд погас.
Глава 25
Где-то в императорском дворце
Бал – это событие. Императорский бал – событие вдвойне. А если учесть ситуацию, количество поводов и все предшествующие события, то можно смело утверждать: грядет нечто эпохальное, о чём, вполне возможно, напишут в учебниках по новейшей истории.
К балу готовились все без исключения. В модных салонах дымились от нагрузки швейные машинки и докрасна раскалялись иголки. Ювелиры безостановочно гранили, шлифовали, отливали, паяли и оправляли. Куаферы и куаферистки укладывали, завивали, придавали объем и фиксировали. Дамы примеряли, подгоняли, оценивали результат, заламывали руки и закатывали глаза. Шоферы лимузинов мыли своих монстров с шампунем, натирали воском, ароматизировали салоны и пополняли встроенные бары. Вся страна денно и нощно трудилась над тем, чтобы в один прекрасный вечер дружно пустить пыль в глаза всем, кто не успеет вовремя зажмуриться.
Песцов и Львов, два монарха, все две недели провели в переговорной, согласовывая и утрясая кипы документов, чтобы потом под прицелом камер торжественно поставить росчерк на двух листках бумаги в роскошном адресе, обменяться рукопожатиями и совместно улыбнуться для репортеров – как это обычно происходит меж двух монархов. Время от времени к ним на помощь приходили необходимые люди, вносили свою лепту в общее дело и уходили обратно, утирая с лица не то трудовой пот, не то разжиженные мозги. Император и хан обреченно глядели им вслед и принимались за очередной вопрос.
У Львова на любой случай имелось готовое парадное облачение. Ну да: он может себе позволить выйти в одном и том же фраке и два, и три раза подряд, и никто этого не заметит. Песцову же приходилось создавать себе церемониальный гардероб с нуля. Жены занимались своими туалетами, бросив супруга на произвол судьбы, и если бы не домовые, вполне мог случиться дипломатический скандал.
К счастью, в Караим-кала, в пронафталиненных сундуках, отыскали парадное ханское облачение и спешно прислали его в Санкт-Петербург. Костюм был в печальном состоянии: где потрачен молью, где мышами, где временем. Его пришлось спешно приводить в порядок, но домовые справились. Справились они и с дамскими туалетами, и с мужскими нарядами, и с прическами, и еще со многим другим. Но надо признать: пришлось им нелегко.
И вот настал назначенный день. Не сказать, что успели всё, но основное было сделано: наряды пошиты и подогнаны, прически накручены, злато-серебро начищено, бумаги приготовлены. И даже герб и флаг Дикого поля, которых отродясь не бывало, придумали, нарисовали и утвердили ханским указом.
Столица бурлила и кипела. Те, кто смог и удостоился, наводили последнюю красоту на лица и туалеты. А прочие вместе со всей остальной страной с самого утра прилипли к телевизорам. Кто-то дома, а кто-то на улицах,
