И тут огонь зашипел, сдаваясь чертовой воде, погас. Предал меня в самый нужный момент. Кузьма рванулся тут же с места в мою сторону.

Дмитрий храбро заслонил меня собой, замахиваясь мечом, но был играючи отброшен в кусты мощной рукой кузнеца. А затем эта рука ухватила меня за плечо, больно, до синяков сжимая кожу.

— Это ты зря, — процедила я, и в следующий момент кузнец как подкошенный рухнул на землю.

— Как..? — он уперся ладонями в скользкую траву, пытаясь подняться, но ноги его не слушались больше. — Как ты это сделала?!

Дар его, для которого у меня камня не нашлось, полыхнул синим на моей ладони, хлопнул, пропадая, растворяясь в дожде. Навсегда.

— Известно, как, — прозвучало сзади.

Священник выступил из-за моей спины и обошел полукругом, опасаясь приближаться, глядя на меня совершенно по-новому, будто самого Христа узрел.

— Так ты дарокрад, — протянул он.

— Я думала, вы это еще в избе поняли. Не время сейчас…

— Вот, — выдохнул он тихо, перебивая меня. — Вот то, что я всегда искал. Ты, ведьма, можешь дары забирать у живых.

— В каком смысле, искали? — теперь уже я от него попятилась, чуть не споткнувшись о ползающего под ногами кузнеца.

— Всеволод, — застонал тот, все еще барахтаясь в траве, отталкивая от себя знахарку, которая ему помочь пыталась да не могла. — Всеволод, она меня ног лишила! Сделай что-нибудь!

— Так это ты… — я снова отступила, уперлась спиной в бугровщика, который кое-как с земли поднялся. Посмотрела на мокрые волосы попа. Белые, как лунь. — Твоя дрянь мне в лесу попалась!

Всеволод улыбнулся тонкими губами, и в лице его больше не было ни добродушия, ни заботы. Только черная, сквозящая жажда.

— Я слыхал о таком, но думал, что это сказки, — молвил он. — Ошибся. Полжизни я попом прикидывался, чтобы доступ к мертвым иметь и дары их забирать. Полжизни в храме сидел ночами под вой их неупокоенных душ. И вот теперь воздастся мне сторицей.

Он сделал шаг вперед. Я тут же снова огонь зажгла, а Митя выставил дрожащий в руках меч, но Всеволод рассмеялся только.

— Брось, ведьма, не противься. Только намучаешься перед смертью. Я получу этот дар любой ценой, и мои подношения Велесу щедры будут, как никогда!

— Подавишься, — выплюнула я. — Только сунься — дышать разучишься или видеть. Я лишу тебя даже языка, если хоть пальцем нас тронешь!

— Ты не понимаешь, — он рассмеялся и покачал головой. — Меня нельзя лишить чего-то, я возьму новое, отниму. Я могу убить тебя, даже не прикасаясь, но зачем тебе лишние мучения? Иисус учит нас милосердию…

— Его идол тоже где-то в кустах припрятан? Сколько ты уже награбил, сволочь? Сколько людей здесь пропало?

— Не так много, как мне хотелось бы, — печально вздохнул Всеволод. — Бездарей нынче развелось… Но я даже с такими скудными дарами щедр был: что-то Велесу, что-то людям. Ты же видела, как живется тут хорошо…

— Вы тут все в чужой крови по самые брови, — процедила я. — Зло нельзя оправдать благом. Никогда!

— Я твоего мнения не спрашивал, ведьма, — скривился он. — Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому. Я сломаю тебя. Янина!

— Да, — отозвалась знахарка, которая все это время тщетно пыталась успокоить воющего Кузьму.

— Убей Велемира, — приказал Всеволод.

Я вздрогнула всем телом, снова теряя огонь. Откуда им имя известно? Не иначе знахарка нас тогда подслушала. Сука…

А в следующий момент кинжал, брошенный кузнецом в траву, оказался в руках Янины. Она вскочила ловко, стремясь к наемнику. Ей наперерез бросился Дмитрий, но запнулся, оскальзываясь…

Насланная мной зубная боль почти сбила знахарку с ног, но она успела добежать, и уже падая, вонзила кинжал в грудь Веля, попала промеж ребер, и клинок ухнул по самую рукоять.

В сердце.

— Нет… — я осела на траву, видя, как рубаху наемника стремительно заливает красный, самый страшный в мире цвет… И весь мир вокруг высох и сжался до размеров этого кровавого пятна.

Где-то рядом запричитал бугровщик, отползая от Веля назад, ближе ко мне.

— Его дар я позже заберу, никуда не денется, — голос Всеволода доносился до меня будто сквозь толщу воды.

— Нет, — шепнула я одними губами, поднимая взгляд.

— Что, прости? — колдун повернулся ко мне ухом, наклонился ближе, почти на расстояние вытянутой руки. Нравится с огнем играть, мразь?

— Нет, — повторила я. — Не коснешься Велемира, пока я жива.

Завизжала знахарка, тонко, истошно, и крик ее звенел в ушах, рвал барабанные перепонки. Она отшатнулась от наемника, падая, роняя кинжал, и закорчилась на земле, хватаясь за челюсть. Сквозь ее пальцы хлынула кровь и посыпались зубы. Голос хрипел, булькал…

А в воздухе вокруг меня, шипя от дождя, разгоралось кольцо пламени, ширясь, утолщаясь, сжирая все на своем пути. Кузнец попытался уползти на одних руках, скользя в мокрой траве.

Не смог.

Завопил, наваливаясь на попавшуюся на пути знахарку.

Запахло паленым.

А потом внутренности мои скрутило жгутом и окунуло в кипящее масло. Пламя снова погасло, а я захлебнулась своим криком, заваливаясь на бок, глядя на колдуна. Он держал сжатый кулак перед собой, медленно поворачивал кисть, и все мое нутро горело и грозилось прорваться наружу.

— Не с тех ты начала, ведьма, — рассмеялся он, пока меня гнуло и корежило от боли.

Бам!

Меч Веля прилетел Всеволоду в голову, угодил тяжелым навершием в висок, и колдун покачнулся, хватаясь за ушибленное место. Выругался грязно…

Боль отступила, а в следующее мгновение меня схватили за шкирку, резко ставя на ноги.

— Бежим! — рявкнул мне в ухо бугровщик.

— Вель…

— Ты ему уже не поможешь! Бежим! — и потащил меня буквально на себе через заросли калины.

Дождь лупил в лицо не хуже веток, а за спиной уже звучал зычный голос колдуна:

— Глупцы! Вы просто оттягиваете неизбежное! Молоньица! К тебе взываю!

Мы, наконец, вырвались из переулка, когда яркая вспышка прорезала небо, а следом грохнуло так, что зазвенели оконные стекла в домах.

— Кони наши где?! — взревел бугровщик, таща меня за руку по жидкой грязи, в которую успела превратиться дорога.

— У кузни привязаны…

Я задыхалась, и вовсе не от бега, и даже не от чар колдуна. От осознания, что Веля больше нет. Я виновата, я его обманула, оставила одного… И уже непонятно было: дождь заливает мое лицо или слезы. Сердце билось в ребра отчаянно, а колени подгибались, и так хотелось просто упасть здесь и больше не вставать…

Кажется, это называют разбитым сердцем?

Ощущение такое, что и все кости сломаны тоже…

Бугровщик не замечал моего горя, тащил вперед уверенно, пытаясь свободной рукой заслонить глаза от