Хранители забрали у Рэна атрибуты верховной власти и, негромко переговариваясь, пошли через зал к выходу. Слуги опустили люстры, заменили оплывшие свечи новыми. Поднимать люстры не стали, и они висели на длинных цепях над самым полом.

Наконец Рэн остался один. В полумраке и тягучей тишине сердце стучало непозволительно громко. Мысли кружили как снег за окном.

В уплату за свою помощь Киаран Айвиль запросил должность коннетабля королевской гвардии, в чьи обязанности входит охрана Фамальского замка и его многочисленных обитателей. Рэн хотел усложнить ему задачу: сократить количество гвардейцев с двух тысяч до сотни, а оставшихся не у дел воинов отправить в королевские крепости, разбросанные по всей стране. Но передумал. Фамальский замок был огромным, без фортификационных линий обороны, отделённый от города только высокой каменной стеной. На территории уйма хозяйственных построек, павильонов и галерей. Двенадцать башен, у каждой — свой двор. В башнях — палат и коридоров великое множество. И везде должен стоять караул. И столица была огромной. В мировой истории известны случаи вероломства недовольных лордов. Они подговаривали или подкупали горожан, и те захватывали и более укреплённые крепости. Рэн надеялся, что сия чаша его минует, тем не менее он обязан предусмотреть всё.

Этим утром мать вдруг заявила, что лорд Айвиль достоин более весомой благодарности, и попросила дать ему другую должность. Обладая природной наблюдательностью, Рэн давно понял, что закалённым нервам Лейзы чужды мелкие чувства: если она привязывается к человеку, то всем сердцем, если ненавидит, то всем существом. Мать презирала тупое плотское влечение, сама мысль о порочной связи с женатым мужчиной вызывала у неё отвращение. А значит, лорд Айвиль нужен ей не как любовник, а как защитник, советник и друг. Рэна беспокоило другое: Киарана вряд ли устроит роль друга. Блеск в его глазах при виде Лейзы и жар в голосе выдавали в нём любвеобильного мужчину, не привыкшего к отказам.

От раздумий отвлекло появление Святейшего отца. Он шёл между опущенными люстрами, глядя себе под ноги. Капюшон на его голове вяло колыхался. Подол чёрного одеяния подметал пол. Серебряные кольца, соприкасаясь, сопровождали каждый шаг скорбным перестуком.

— Вы что-то потеряли, Святейший? — спросил Рэн.

Иерарх подошёл к помосту и встал на приступок коленями:

— Я вёл себя непозволительно дерзко. Простите, ваша светлость.

Его раболепная поза и раскаяние во взгляде навели Рэна на мысль, что сейчас самый удачный момент для разговора о женитьбе. Рэн открыл рот, но Святейший отец опередил его.

— Я хочу поговорить с вами о лорде Айвиле, — сказал он, поднимаясь в полный рост. — Вы совершенно его не знаете, а мы о нём наслышаны.

Рэн досадливо поморщился:

— Не люблю сплетни.

— Лорд Айвиль очень опасный и хитрый человек. Он никому не помогает по доброте душевной. У него нет души. Там, где должно быть сердце, у него зияет чёрная дыра. Вы сами не заметите, как окажетесь в его власти.

— Вы когда-нибудь прибегали к его услугам?

Святейший вскинул голову:

— Я?! Нет! Никогда! Набожный человек не братается с дьяволом.

Рэн облокотился на подлокотник трона и подпёр щёку кулаком:

— Я изо всех сил стараюсь делать вид, что верю в вашего бога. Но притворяться, что я верю в дьявола, — не буду.

Святейший сложил руки на груди и, засунув ладони в широкие рукава, превратился в ворона со сломанными крыльями.

— Сегодня нас ознакомили с прошением вашей матери. В нём указана одна очень странная и пугающая деталь, на которой почему-то никто не заострил внимания.

Рэн напрягся. Он ненавидел разговоры о матери с посторонними людьми.

— Что же вам показалось странным и пугающим?

— Свёкор её умершей сестры сказал: «Надо было позвать повитуху». На что супруг сестры ответил: «Зато никто не узнает, что я нарушил клятву». Никто! Как же «никто», если ваша мать там присутствовала? Значит, её там не было. В таком случае откуда она узнала о происходящем?

— В чём вы её обвиняете? — спросил Рэн, не меняя расслабленной позы, хотя каждая жила звенела от возмущения.

— Думаю, что ваша мать, убитая горем, обратилась к пособнице дьявола: ворожейке или провидице. Читать прошлое и заглядывать в будущее — большой грех.

— Моя мать описала свой сон. Она говорила об этом, когда подавала прошение установить истинную причину смерти её сестры. Над ней только посмеялись. Как оказалось сегодня, сон удивительно похож на реальность. Не бог ли показал ей эти ужасные картины, чтобы суд человеческий осудил и покарал виновного?

— Возможно, — уклончиво ответил Святейший. — К сожалению, доказать вину лорда Атала не представляется возможным. Церковь запрещает вскрывать могилы.

— Это вы сейчас придумали?

— Нет. Если вы хотите поквитаться с лордом Аталом, уличите его в другом преступлении.

Рэн изогнул бровь:

— Например?

— Не могу знать, ваша светлость. Я просто предположил: если человек с лёгкостью нарушает клятвы — ему ничего не стоит нарушить законы. — Святейший переступил с ноги на ногу. — Человеку тяжело жить без веры в Бога.

— Исходя из канонов вашей религии, человек слышит голоса бога и дьявола. Я слышу трёхголосье тела, разума и души. Тело эгоистично. Разум изворотлив. Душа — судья, защитница, покровительница, советчица… Она не имеет границ. Душа и есть мой бог. Разве это плохо?

— Не хочу, чтобы наша беседа закончилась спором, — сказал Святейший и потупил взгляд.

Рэн тихо побарабанил по подлокотнику трона. Ему придётся ломать себя, заботясь о людях с иным мерилом ценностей. Придётся ходить в храм и слушать рёв осла, поддерживать церковь в борьбе с еретиками и потворствовать распространению чуждой ему веры. За это ему должны заплатить!

— Я хочу жениться, Святейший отец.

Иерарх расплылся в улыбке:

— Похвальное желание. Только не забывайте, жена — это кот в мешке. Она раскрывает свой характер только после свадьбы.

— Моя избранница — вдова.

— Когда умер её муж?

— Почти два месяца назад.

Святейший переменился в лице. Ему однозначно доложили, что в замке находится вдова герцога Мэрита, и он, по всей видимости, надеялся, что король всего лишь проявил милосердие и взял нищую дворянку под своё покровительство.

— Вдове нельзя выходить замуж два года. В течение этого времени она должна скорбеть, плакать от горя и читать молитвы за упокой супруга.

Рэн усмехнулся:

— Вдовы нередко плачут от счастья.

— Женщины не понимают, что такое счастье. — Святейший вздёрнул подбородок и произнёс тоном, не терпящим возражений: — Подождите два года.

— Церковь запрещает браки между родственниками. Почему же она одобряет женитьбу королей на двоюродных сёстрах и вдовах старших братьев? Ваша вера считает прелюбодеяние великим грехом, однако смотрит сквозь пальцы на любовниц священников и