Вскоре от добровольных взносов перешли к обязательным, чтобы дело не остановилось на полпути. Все жители города и уезда давали деньги на общее дело в зависимости от своего дохода. Сбором средств по-прежнему руководил Минин. Он с первого дня знал, что делать дальше – нанимать на собранные деньги служилых людей, искусных в ратном деле.

Выбрал он и человека, коего следовало нанять, чтобы командовать войском. Это был известный воевода, князь Дмитрий Михайлович Пожарский (1578–1642), из правившего прежде рода Рюриковичей, уже пытавшийся отбить Москву от поляков. Израненный, он лечился теперь в своем родовом имении в Суздальском уезде, неподалеку от Нижнего Новгорода. Оборотистый купец Минин успел связаться и с ним.

Весть о том, что в Нижнем Новгороде собирают войско для освобождения Москвы, быстро разлетелась по городам. К Минину и Пожарскому стали стекаться смоленские дворяне, дорогобужские и вяземские служилые люд, и деньги – их собирали и на севере Руси, и в Поволжье.

В начале 1612 г. в Ярославле составился «Совет всея земли», временное правительство Русского государства. В него вошли Минин и Пожарский, а также ряд известных князей и бояр. В разные концы страны им отправлялись распоряжения. Главное же было, как сказано в одной из грамот, посланных в Вологду: «Быти нам всем, православным христианом, в любви и соединении и прежнего межусобства не счинати».

В конце февраля Второе ополчение выступило в Москву. В Троице-Сергиевом монастыре оно получило благословение архимандрита Дионисия и 20 августа подошло к столице. Здесь оно соединилось с отрядами Д. Т. Трубецкого, одного из руководителей Первого ополчения. Через два с половиной месяца Москва была освобождена.

21 февраля 1613 г. на Земском соборе был избран новый царь, основатель новой славной династии – Михаил Федорович Романов. Временное правительство Пожарского – Минина – Трубецкого сложило свои полномочия. Князь Пожарский стал заседать в Боярской думе, но еще не раз водил отряды на войну с поляками. Считается, что незадолго до смерти он принял схиму, выбрав имя Кузьма – в память о своем решительном друге, который собрал народ на спасение отечества, а его, воеводу, призвал на подвиг. Когда в 1642 г. Пожарский почил в бозе, за его гробом пешим шел сам царь Михаил.

К тому времени Кузьма Минин давно упокоился в стенах Спасо-Преображенского монастыря в Нижнем Новгороде. Всего за несколько лет до этого (а умер Минин в конце весны 1616 г.) он призывал людей идти спасать отечество, жертвуя всем. Жертвы оказались не напрасными, а подвиг Минина не был забыт ни в веках, ни при жизни.

Мыслю, следовательно, существую

1637 г.

Интерес к математике зародился у французского дворянина Рене Декарта (1596–1650) еще в школе – в коллеже иезуитов Ла Флеш, где он учился до 16 лет. Этот интерес не угасила даже та бурная жизнь, которую он вел в последующие десять лет, поступив на воинскую службу в 1617 г. Сражения чередовались с путешествиями, напряженные научные занятия – со смертельно опасными событиями.

Поздней осенью 1619 г., когда армия герцога Баварского, в которую он поступил, отправилась на зимние квартиры, Декарт оказался в небольшом немецком городке Ульме. Здесь, пребывая в полном одиночестве и предаваясь лишь размышлениям, он пережил необычайное событие. В ночь с 10 на 11 ноября 1619 он увидел один за другим три сна, о которых записал в дневнике: «…Я начал понимать основания чудесной науки».

Ученые до сих пор спорят о том, что же явлено было Декарту в час «ульмского озарения». Кто, осторожничая, говорит об открытии им основ аналитической геометрии, кто – о том, что он увидел устроение всей науки вообще: от метафизики, давшей основание всем остальным наукам, до таких прикладных наук, как медицина и механика, венчающих древо познания.

В 1626 г. Декарт поселился в Париже, чтобы спокойно заниматься наукой, но два года спустя ему пришлось спешно уехать в Голландию, когда он узнал, что иезуиты заподозрили его в ереси. Здесь, в протестантской стране, он прожил более двух десятилетий, «возводя здание своей чудесной науки».

Но даже здесь, где Декарт чувствовал себя почти в безопасности, шоком для него стало известие о том, что Галилей осужден инквизицией. Поэтому, боясь церковного преследования, он не стал издавать написанный им трактат «Мир», а следующую работу – «Discours de la méthode» – «Рассуждение о методе» (1637) – осторожности ради опубликовал анонимно. Написана она была не на латыни, как большинство трудов Декарта, а по-французски.

Со временем эта небольшая книжица стала одним из самых знаменитых философских сочинений, а одна из ее ключевых фраз: «Je pense, donc je suis» – «Я мыслю, следовательно, я существую» остается одним из самых знаменитых философских афоризмов.

Диспут Декарта (справа) и королевы Кристины.

Художник П. Л. Дюмениль. XVIII в.

Для Декарта же она стала основой всей его философии. В «Рассуждении о методе» он писал: «…В это самое время, когда я склонялся к мысли об иллюзорности всего на свете, было необходимо, чтобы я сам, таким образом рассуждающий, действительно существовал. И заметив, что истина “я мыслю, следовательно, я существую” столь тверда и верна, что самые сумасбродные предположения скептиков не могут ее поколебать, я заключил, что могу без опасений принять ее за первый принцип искомой мною философии» (IV).

Позднее, в «Началах философии» (1644), написанных по-латыни, Декарт еще раз сформулировал свою заветную мысль: «…Полагать, что мыслящая вещь в то самое время, как она мыслит, не существует, будет явным противоречием. А посему положение “я мыслю, следовательно, я существую” – первичное и достовернейшее из всех, какие могут представиться кому-либо в ходе философствования» («…ac proinde haec cognitio, ego cogito, ergo sum, est omnium prima et certissima…»; ч.1, § 7). Популярная сегодня формулировка «мыслю, следовательно, существую», как видите, представляет собой простое сокращение этой фразы.

Чем же так поразила современников эта лаконичная, чеканная фраза: «Cogito, ergo sum»? Для нас она звучит теперь очень банально. Мы заведомо полагаем, что человек – мыслящее существо, свободно мыслящее существо. Но подобное восприятие человека стало складываться лишь после гордого заявления Декарта.

Почти одновременно с Бэконом он формирует и основы современного научного понимания мира. Бэкон завещал будущим поколениям ученых поверять любые умствования экспериментальным путем, а Декарт призывал все наши наблюдения, весь опыт, полученный нами, осмысливать – размышлять по поводу любых фактов. Оба этих метода, предложенных великими философами первой половины XVII в., окончательно освободили науку от пут схоластики, сделали ее той