звуки "Путешествия Зигфрида по Рейну". Временами он испытывал то самое физическое и душевное возбуждение, которое у него всегда вызывало прослушивание Вагнера. В музыкальных творениях этого композитора, особенно в "Парсивале" и "Кольце Нибелунга", по твёрдому убеждению Драйдена было нечто такое, что пробуждало "нерождённого бога" в душах таких людей, как он сам. Драйден размышлял о том, что Вагнер, возможно, затронул тусклый или частично атрофированный аккорд эмоций, таящийся глубоко в расовом подсознании некоторых чувствительных индивидуумов. Он воскресил забытые и смутные воспоминания о далёкой эпохе, когда существа, непохожие на человека, властвовали над Землёй. Разве гномы, драконы, ледяные великаны и полубоги из "Нибелунга" не имели реальных прототипов в некоторых туманных и аллегорических доисторических мифах? Какое мрачное вдохновение разожгло пламя в холодном воображении неизвестного исландского поэта за много веков до того, как гений Байройта воплотил его в шедевр песни, музыки и действия, которые должен был увидеть и услышать потрясённый мир?

Драйден часто задавал себе вопросы, на которые не было простых ответов, потому что он был необычным человеком, почти уникальным человеком… и не только в этом. В своей собственной области деятельности он был человеком поразительного таланта и оригинальности, сочетавшим в себе эти, иногда взаимоисключающие, качества — блестящие способности и здравый смысл. Любой, кто хоть немного интересуется современной архитектурой, вспомнит многочисленные похвалы в его адрес со стороны градостроителей и журналистов из нескольких крупных городов. Просторные, богато украшенные интерьеры и чёрные экстерьеры почти пуританской строгости парадоксальным образом объединились в стиль, за который Драйден получил признание. Его творения благосклонно сравнивали с работами Райта, Ле Корбюзье и Ласдуна, хотя сам Драйден не мог обнаружить ни малейшего сходства с ними ни в теме, ни в исполнении. Менее чем за десять лет он заслужил славу и репутацию, на достижение которых у других ушло четверть века.

Не проходило и недели, чтобы имя Драйдена не появлялось в светских колонках; чаще всего оно было связано с именем какой-нибудь начинающей молодой актрисы или красивой дочери какого-нибудь несносного промышленника-нувориша, который мог только выиграть от бесплатной рекламы. Матроны высшего общества преклонялись перед архитектором с очаровательным умом и безупречными манерами и делали всё возможное, чтобы обеспечить его присутствие на своих благотворительных балах и частных вечеринках.

Но была и другая, более тёмная сторона этого человека, о которой другие люди не знали. Подобно волшебному зеркалу, он отражал лишь тот образ, который хотели видеть его друзья из высшего общества, и мало кто из них захотел бы заглянуть за зеркало, в чёрные стигийские глубины души Драйдена. Потому что те, кто мог заглянуть в эту скрытую область, обнаружили бы интеллект, увлечённый до одержимости идеями и стремлениями, которые показались бы обычному человеку странными, или эти идеи могли показаться людям симптомом какого-то тревожного психического расстройства.

Существовала непостижимая пропасть между внешней жизнью Драйдена, который с притворным интересом слушал злобные сплетни своих бывших товарищей об особых сексуальных наклонностях или шатком финансовом положении какого-нибудь отсутствующего лица, и Спенсером Драйденом, сокрытым в тени, когда его интересы касались вещей настолько ужасных и странных, что он мог бы взорвать изъеденные червями мозги этих хладнокровных кретинов и погрузить их в ужас, если бы Драйден решил заговорить об этих своих интересах.

Как и предполагал Драйден, звонок в его дверь раздался ровно в десять часов. Пронизывающий зимний ветер ворвался внутрь вместе со сгорбленным разносчиком писем. Натянутая улыбка краснолицего почтового работника была единственным признаком того, что он рад минутной передышке от непогоды. Ворчливо поздоровавшись с Драйденом, он начал выполнять привычные действия. Войдя в кабинет, он начал вынимать из своего потрёпанного непогодой холщового мешка разнообразные посылки и письма, и бессистемно разложил их на столе. И поскольку это стало уже привычным делом, Драйден достал бутылку "Чивас Ригал" из винного шкафа и наполнил две рюмки, которые поставил на стол перед входной дверью поверх пятидолларовой купюры. Обычно он ставил одну рюмку и два доллара, но это была особая доставка, и почтальону пришлось повторно выйти на улицу, чтобы принести большой деревянный ящик, доставку которого он мог бы с таким же успехом доверить молодым сотрудникам, но в этом случае посылка, вероятно, прибыла бы через три или четыре дня…

После ухода почтальона Драйден снова запер за собой дверь и сел за письменный стол. Под внушительной стопкой свежей почты лежала безнадёжная куча личных бумаг, технических отчётов, строительных журналов и чертежей. Отбросив в сторону как можно больше этих бумаг, Драйден освободил место на столе. Он начал просматривать почту, осторожно открывая подарки на день рождения. Необычный объём почты в основном объяснялся запросами и просьбами Драйдена о предоставлении информации и материалов, которые нельзя было получить по обычным каналам, не вызвав нежелательного любопытства по поводу неясного характера его исследований.

От эрудированного исследователя оккультных знаний из Монтерея, штат Калифорния, прибыл тщательно запечатанный конверт, содержащий две рукописные копии одной страницы из этого спорного и полулегендарного труда, "Китаб Расул аль-Акбарин". Из письма, отправленного по почте из долины Шаванганк в штате Нью-Йорк, Драйден извлёк анонимное послание с предупреждением "убедиться в правильности углов на вашем рабочем месте" и "проконсультироваться с формулами Крана-Веля, прежде чем приступать к делу". Небольшой коричневый пакет с почтовым штемпелем резервации Квакиутль, Британская Колумбия, содержал три пузырька со странными цветными порошками и записку, написанную на каком-то загадочном алфавите нервной, дрожащей рукой. Из Кехотоксила, Боливия, прибыл деревянный ящик, наполненный бледно-зелёными растениями, напоминающими какой-то слегка мутировавший сорт шпината. В другом, меньшем ящике, присланном с полинезийского острова Мауке, завёрнутые в толстый хлопок и истрёпанные газеты, лежали девять зеленоватых мыльных камней, вырезанных в виде пятиконечных звёзд.

Драйден с трудом подавил ухмылку, рассматривая эту озадачивающую коллекцию всякой всячины с четырёх концов земного шара. Он осторожно взял стебель сушёной травы и внимательно рассмотрел его. Он был практически уверен: это то, что ему нужно. После всех этих лет он наконец-то мог начать всерьёз. После всех этих лет… теперь это было то, что требовало выпивки. Наполнив свой стакан из той же бутылки, что явилась на свет для вознаграждения почтальона, Драйден откинулся на спинку кресла, не сопротивляясь мыслям, что начали лениво перемещаться в прошлое, к тому дню, когда эта история фактически началась. Он был слегка удивлён тем, насколько живо и легко вспоминались события даже по прошествии почти десяти лет.

* * *

Венделл несколько минут колотил в дверь его спальни, прежде чем Драйден впустил его. Сначала Драйден решил не обращать внимания на настойчивый стук в тщетной надежде, что Венделл сдастся