Шрифт:
Закладка:
— Послушай, — начал Спенсер. — Она не хотела, чтобы ты знал о фотографии, которую сделал Окли, потому что боялась осложнить тебе жизнь.
Я сжал челюсть.
— Я бы хотел, чтобы она мне сказала.
— Она не хотела, чтобы ты пострадал от драмы в ее жизни.
Я провел ладонью по лицу, глубоко вдыхая.
— Я мог бы помочь.
— Возможно. Но она заботится о тебе… достаточно, чтобы нести некоторые тяготы в одиночку. — Спенсер посмотрел на меня знающим взглядом. — Ты нужен ей сегодня вечером.
Я кивнул, мои губы сжались в тонкую линию.
— Сайлас, давай выпьем. Нам это чертовски нужно.
— На этот раз никаких речей, — заметил Сайлас. — Я заслуживаю того, чтобы выпить без напоминаний о том, какой я безответственный.
Спенсер усмехнулся.
— Никаких речей. Сегодня мы напьемся без чувства вины.
Я благодарно кивнул Спенсеру, прежде чем они ушли, а я встал перед дверью ее спальни и сделал глубокий вдох, прежде чем войти.
Я слышал, как работает душ, ее таблетки все еще лежали на прикроватной тумбочке.
Комната была тускло освещена, потолочные светильники создавали спокойную атмосферу, касаясь розовых стен. Я впервые был в ее комнате и не торопился, бродя по ней. Здесь все было ее: каждый цвет, каждый предмет мебели, каждая картина. Было легко притворяться во внешнем мире, притворяться и быть тем, кем ты не являешься. Но спальня человека никогда не лгала. Тут были многие недели, месяцы, годы собранной информации, и все это между четырьмя стенами.
На комоде стояли разные флаконы духов, и я сразу понял, какому из них она отдает предпочтение — флакону, который был пуст более чем наполовину, когда остальные казались почти неиспользованными.
Обувь валялась на полу, платье и футболки были свалены на диване. Ее комната не отражала идеальную, спокойную и собранную светскую львицу, которой она притворялась, когда все смотрели на нее. Здесь я мог увидеть ту ее часть, которую никто не мог увидеть. Девушку, которая не воспринимала себя слишком серьезно. Женщина, у которой не все было в порядке, но здесь, в этих четырех стенах, ей было все равно. Она приняла ту часть себя, которой не нужно было планировать всю свою жизнь.
На раме зеркала туалетного столика висела фотография, где они были с Клео. Крошечное пятнышко обесцвеченной краски на раме зеркала доказывало, что раньше к ней была приклеена другая фотография. Фотография, которая оставалась там долгое время.
Три года. Окли Келлер.
Я зарычал, закрыв глаза и сжимая кулаки, не обращая внимания на боль, которую причиняла порванная кожа на костяшках пальцев. Я должен был убить его. Должен был вырвать его сердце, вместо того чтобы бить его лицом об стену.
Из ванной донесся всхлип, а затем болезненный стон, от которого моя грудь разлетелась на миллион гребаных осколков.
— Сиенна! — Я бросился в ванную и увидел ее, прислонившуюся к стене душевой кабины и плачущую, пока вода каскадами стекала по ее обнаженному телу. Зайдя в душ, не заботясь о том, что моя одежда промокнет, я обхватил ее руками и притянул к себе. Звук ее криков убил что-то внутри меня. Он нес в себе все эмоции, и я чувствовал это до мозга костей — ее страх, боль, ее страдания, все это стало моим собственным, и все, что я хотел сделать, это сделать это лучше для нее. Мне нужно было сделать это лучше, потому что я чертовски сильно заботился об этой женщине. Потребовалась почти гребаная трагедия, чтобы я понял, кем она была для меня. Она была не просто девушкой, чьи губы обожгли мои в первый раз, когда мы поцеловались. Была не просто женщиной, которой удалось разрушить мой самоконтроль. Была не просто женщиной, которая заставила меня снова почувствовать себя живым.
Она была намного большим. Больше. Чем это. Она была водой. Воздухом. Она стала моей последней надеждой на существование.
Крепко обняв ее, я держал ее столько, сколько ей было нужно. Стоял там и был тем мужчиной, который был ей нужен. Мое прошлое, моя боль, мой багаж ничего не значили. Не сейчас. Не сейчас, когда у девушки, о которой я заботился, душа разрывалась на части, и ей было так чертовски больно.
Длинные рыжие локоны прилипли к ее обнаженному плечу, и я прижался щекой к ее лицу, прижимая ее к себе.
— Мне жаль, — пробормотал я, слова ломали мои кости. Никогда не думал, что мне когда-нибудь снова придется произносить эти слова. Слова, которые когда-то вытекали из меня каждый день в течение месяцев, лет, пока, в конце концов, моя душа не иссякла, оставив одну зияющую пустоту внутри меня. Пустота, которую Сиенна захватила так безоговорочно и наполнила такой жаждой жизни, какой я не чувствовал уже чертовски давно.
Ее крики постепенно стихали, но для меня они превратились из боли, сокрушающей кости, в душеразрушительную агонию. Чем дольше я стоял там, обнимая ее, чувствуя, как ее обнаженное тело дрожит, когда она плачет, тем труднее мне было игнорировать правду.
Сегодня я чуть не потерял Сиенну.
И я ни за что на свете не позволил бы другому человеку, который мне дорог, пострадать из-за меня.
— Мне так жаль, Сиенна.
Сиенна
Я открыла глаза; рассвет отбрасывал тени на мою спальню. Я не могла вспомнить, когда в последний раз так хорошо спала, что было странно после всего, что произошло вчера. Возможно, это было успокоительное, но в глубине души я знала, что это из-за Ноя.
Прошлой ночью я сломалась в душе, и Ной так крепко обнял меня, позволяя мне опереться на него, когда мои ноги не могли выдержать тяжести случившегося. Он убедился, что я знаю, что тот рядом, и позволил мне излить свою боль, пока я рыдала.
Он заботился обо мне, нанося мыло на мое дрожащее тело, смывая все следы Окли с моей кожи. Его руки были мягкими, его прикосновения — нежной лаской. Было удивительно, как он мог превратиться из злого, доминирующего любовника в нежного и заботливого мужчину, который мог заставить меня почувствовать, что в его власти стереть все мои страхи. Всю мою боль.
Помогая мне одеться, он осыпал нежными поцелуями мое плечо, его прикосновения были такими мягкими, словно Ной боялся, что я сломаюсь. Как плащ, его присутствие окутывало меня, и я чувствовала, как спокойствие, которое он излучал,
