Велдон красочно вспомнил, как я получил шрам на щеке. Рассказал, как не мог вылечить меня, и просто втянул часть заразы в себя. Провел анализ последовавших событий, тщательно рассматривая приступы моего гнева и то, что помогало успокоиться. По всему выходило, что катализатором развития гадости в теле выступали сильные эмоции. Я постоянно нервничал. После прорыва всколыхнулись старые раны, смерть дышала в спину, тревога о матери, людях, за которых несу ответственность послужили мощным толчком для развития гадости внутри.

— Но тебе повезло, — печально улыбнулся Велдон. — Появилась Люба. Она отвечала взаимностью, пусть и не призналась до сих пор. Да, — кивнул друг в ответ на мою вопросительно поднятую бровь. — За развитием ваших чувств наблюдали все, кроме Руперта. Он по началу не желал этого замечать, но затем благоразумно отступил в тень. Так вот, Люба — якорь. Сам того не желая, ты тянулся к ней, и сдерживался, боясь причинить ей боль. Ты боролся. Тебе было за что бороться.

После минуты молчания, Велдон продолжил рассказ. Невесты требовали внимания и ему пришлось их развлекать, пока я разбирался в себе, не желая делать выбор. Друг успокаивал девушек, расписывал жениха с лучшей стороны, проводил кучу времени с ними и …. влюбился.

— Это произошло постепенно, я не хотел, — бесцветно произнес Велдон. — Красивая, яркая, умеющая расположить. С ней было интересно рассуждать, вести споры. Поскольку ты не проявлял интереса к невестам, а она оказывала знаки внимания, я позволил себе размечтаться, что тоже имею право на счастье, — мимолетная улыбка раздвинула губы, глаза остались не тронуты. — Эмоции бурлили. Болезнь быстро и незаметно стала развиваться, захватывая сознание. Я мог бы задуматься, почему цепляюсь к Любе. Мое подсознание понимало, что Элиз не любит меня. Было очевидно, что твоя избранница думает о тебе, оберегает в силу своих возможностей, а моя… манит словно бабочку в огонь. Элиз провела со мной ночь, однако утром резко изменилась, демонстрируя всем своим видом холодность. Это стало последней каплей. Темнота полностью завладела разумом. Позже, я понял причину поступка Элиз — желание зачать дитя. По контракту, она обязана родить здорового наследника. Твоя невеста подстраховалась. У лекарей, особенного у старых родов, есть много секретов. Она могла успешно выдать… нашего ребенка за вашего, — Велдон прикрыл глаза, встал и подошел к окну. — Внутри все перевернулось, когда ты беспомощный, как слепой щенок, доверился после пробуждения. Эти чувства, словно шипы, помогли подняться вверх. Помню напился, слышал повелевающий голос. Не желая вновь становиться чудовищем, ввалился в храм и… громко просил богов о помощи. Думается, был услышан. С желчью изнутри вышло что-то черное. Но самое главное, я снова я.

Шлеп, шлеп, шлеп. Босые пятки оставляли мокрые следы. Нагло одев мой халат, Белд, чистый, свежий и до отвращения бодрый, развалился в кресле напротив.

— Чего будешь с ним делать? — сложил пальцы домиком под подбородком. — Я все слышал.

— Это не все, — поморщился Велдон, обернувшись. Подошел близко. — Ты не умрешь, — решительно выдохнул. — Сможешь жениться на Любе и прожить жизнь так, как выберешь сам. Заберу болезнь в себя, как сделал это в прошлый раз. Смою предательство кровью. Тело лучше обезглавить и сжечь, во избежание сюрпризов. Прощаться не с кем. Я готов.

* * *

Вот так просто. Пришел, признался, голова с плеч. Усмехнулся. Ведь вывез, выкарабкался с темной дорожки, но не понял как. Его якорем, как он сам выразился, стал я. За столько лет он давно стал частью семьи.

— Мне надо подумать, — втянул носом воздух. — Из комнаты не выходить, с другими не разговаривать. Тебя тоже касается, — посмотрел на Белда. — Я теперь все слышу.

— Напиться- то хоть можно, мамочка? — сузил глаза Белд.

Кивнул и пошел к окну. Стены давили. Зверю внутри хотелось на воздух…Точнее мне хотелось на воздух. Не стоит снова делить себя на части… Когти появились по первому желанию. Глубоко вонзая в мягкое дерево, вскарабкался на крышу. Разговор занял много времени.

Воздух холодил разгоряченную плоть. Сжатая пружина внутри медленно распрямлялась. На ночном покрывале застыли мириады любопытных глаз, в ожидании моего решения.

Что делать дальше? Следовать ранее намеченному плану или решиться на…?

Откуда-то была уверенность, что стоит захотеть, шрам на щеке исчезнет. Еще не осознал изменения до конца, оттого внешне ничего не изменилось.

Да, что я дам ей?! Из груди вырвался смешок. Жизнь на пороховой бочке не пойми с кем? С калекой-чудовищем?! Загрызу ее одним прекрасным днем в пылу ссоры? Внутри вскипело раздражение, пришло понимание: Люба — неприкосновенна. Вторая часть меня признала ее своей парой: оберегать, ценить, защищать.

Ну вот раз оберегать, надо подумать. Можно разыграть запасной вариант — Джоан. Уверен, договоримся. А Люба… достойна лучшего, чем полу зверь, полу человек, не знающий, чего от себя ожидать. Элиз хитрая, изворотливая гадость. Пусть думает, что все идет по плану. Велдон доказал свою верность, я чуял, что он не врет, что готов умереть за меня. Только я теперь… буду жить. Одна хитрая травница помогла. Позже стрясу ответы.

Посему, устроим двойную свадьбу. Велдон сам будет воспитывать своего ребенка. Хватит плодить сирот. Джоан родит двоих… и станет вдовой. Инсценировать смерть не трудно. Она станет хорошей матерью, будет честно заботиться о наследниках по собственной воле, а не за гонорар. А я… уйду. Куда-нибудь далеко, чтобы никому не мешать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

* * *

Неторопливо покачиваясь на волнах спокойствия, слушал и созерцал, представляя себя песчинкой, выбирающей направление для движения. Время текло, омывая неспешными водами. Шелест волн. Дыхание ветра на щеке. Шаги людей в доме. Брюзжание Белда. Копошение жуков в траве. Запахи далекого, но такого близкого леса. Женская легкая походка. Шепот листвы. Крики ночных птиц. Обратный путь женских ног. Грохот разбившейся вазы на втором этаже…

Рыдания Любы в ее комнате.

Сердце на миг остановилось и пустилось вскачь. Внутреннее равновесие разбилось в дребезги. Надо поскорее отправить ее в Ганзу. Пусть лучше учится и улыбается там, чем плачет здесь.

Невыносимо.

* * *

Люба

Травница спала обычным сном. В комнату постучались. Вошла давешняя четверка, дежурившая у капитана, пока он был не в себе. Все в крови, грязи и ранах. Они не пришли сразу, как обещали потому, что старший группы шатен со шрамом на щеке, чуть не прибил подростков, пошутивших над малышами на крыше. Двое мелких оказались его сыновьями. Набежал народ, мужики устроили драку.

Нашла запасы со времен самопального госпиталя, выдала чистое и