Шрифт:
Закладка:
— А это даже хорошо, что у тебя волосья короткие, — зашла Морица с другого боку.
Сколько уж она тех кругов вокруг Нежданки навертела, — правда, что карусель ярмарочная кружится полдня.
— Смело. Дерзко. Представляю рожи своих тетушек, что патлы сразу после свадьбы под платок убирают, а сверху кокошник нахлобучивают, — продолжала рассуждать Морица.
Нежданка вздохнула. Уж, чай, она тоже платок накинет, три раза обернется и прикроется тем платком хоть до пояса.
— Мож, они там лысые давно под кокошниками? — сама засмеялась своей шутке княжна.
Нежданка решила промолчать на этот раз. Но терпеть выходки этой мокрицы она не собирается. Будет делать вид, что поверила в ее дружбу и приняла ее, а сама подумает, как сладить с энтой бедой.
— Ладно, ступай, — распорядилась княжна. — Коркут уже конягу на задний двор провел, малые, поди, на качелях с мамкой сидят, сказок твоих морковных хотят.
— Почему морковных? — опешила Нежданка.
— Посадил дед моркву, выросла редька большая-пребольшая… Пришли дедка, девка, бабка, теща, курочка Ряба стали брюкву из земли тягать… — эту скукоту ты им сказываешь? — сморщилась Морица.
Нежданка не стала спорить.
— Извини, опять я за старое, — снова, стараясь быть ласковой, улыбнулась княжна. — Знаю, знаю, что морква, репа, брюква и эта как ее…горькая редька — это наши корни. От корней нельзя отрываться, надо чтить все эти корнеплоды… и все такое… Да, коли одной репой жить, сдохнуть можно, как скучно. Невкусно. Есть же в мире трюфеля, шоколад, базилик, вода лимонная…
— Мне понравился шоколад, — примирительно сказала Нежданка.
Ничего плохо в том, чтобы иногда запивать пареную репу али овсяную кашу шоколадом, она не видела. Предательством корней не считала.
— Ты уже его пробовала? Шоколад? — Морица взглянула на девчонку с неподдельным интересом.
Может, не так проста деревенщина, как прикидывается.
— Да, угощали на одном постоялом дворе, — поспешила пояснить та. — Не помню уж где, но вкусно было, особенно со сливками.
Не захотелось выдавать Ванду. Нежданка знала, что шоколад — это ее маленький секрет, и угощает она им далеко не каждого. Может, указ какой запретительный про шоколад есть, — вдруг подумалось. В Граде что угодно радостное запретить могут— что свистульки, что шоколад.
— Ладно, ступай, — снова заговорила свысока Морица. — А то опять меня будут винить, что малые разревутся. В терему что ни случится — всегда княжна виновата.
Да, такое Нежданке знакомо не понаслышке, то она хорошо понимала. Даже дрогнуло что-то внутри, жаль Морицку стало.
Девчонка поторопилась переодеться в свое платье и поспешила к княжичам.
Глава 34. Прозор считает избы и жемчуга
Ох, и не нравилось это все Прозору! Как не нравилось!
Опять мальцов чуть не погубили, чудом убереглись.
Тут среди тех, кто уже толчется в хоромах, душегуба не сыскать, а они гостей на пир созвали со всех концов.
И так уж родней княжеской терем забит по самую крышу — что огурцы в бочке подпирают. Так удумали еще праздник учинить. Сначала сватовство отпируют, а через пару месяцев и свадебку сыграют — два праздника. Понаедет народу — тьма. И все-ближайшие родственники. Как за ними уследишь?
Старый князь Вязель четыре раза женился. Первая жена Веда родила князю десять детушек да померла. Старший из сыновей — Владивой сел править после Вязеля.
Долго у Владивоя и Рогнеды мальчишек не родилось, одно это недоразумение — Морица и появилась на свет за двенадцать годков. Все младшие братья князя уже в своих грезах княжью шапку Вязеля на себя примеряли.
А братьев этих после четырех жен Вязеля — больше тридцати человек осталось. Сестер — всего шесть у Владивоя, а братьев — ого-го сколько. Чаще сыны старому Вязелю удавались, чем девки.
Двенадцать лет братья судили да рядили, кто будет править, коли Владивой так и не оставит сыновей-наследников. Там в пылу борьбы меж собой двоих уж укокошили нечаянно. А все одно больше тридцати братьев еще осталось — не сильно уменьшилось.
И тут нежданно-негаданно случилась радуга какая-то невероятная, двойная, прямо над теремом в Граде встала— и родились вскорости у Рогнеды подряд Олег, а через год — Игорь. Крепкие разумные мальчишки растут — всем бы таких сыночков. Дорастут ли до княжеской шапки — то еще вопрос… С колыбели мальцов уморить хотят.
Всем они дорогу перегородили своим рождением. Да, поди — разберись, кто из княжеских братьев за-ради власти убить готов родных племянников.
А уж сколько баб вьется вокруг кажного, кто в очереди за княжьей шапкой стоит… И жены, и сестры, и дочки взрослые, да к тому ж полюбовницы, даже нянюшки старые — и те туда же. Все подмогнуть своему готовы, подтолкнуть его вперед в энтой очереди норовят.
Поди найди там, которая с зябким именем. Четыре Зимы, три Зимавы, а еще Изяслава, Перезвона, Греза, да Загоска. А коли еще тех посчитать, у кого в имени вместо «Зь», к примеру, «Сь» звенит, — там еще два десятка баб наберется.
Да, вообще, чужим именем та могла называться, не по изморози ее, что мальчонке, озябшему на сеновале, причудилась, искать надобно.
Разослал Прозор малиновых во все концы княжества, чтоб сыскали колдушку по имени Липа, что привороты творит да травами лечит. Кафтаны нарядные, золотом шитые, разумеется, велел в терему оставить, облачиться в крестьянскую одежу, усов на желудИ не вить, бороды отпустить, чтобы незаметно втираться в доверие к простому люду.
А сам в Коромысли отправился на новые избы смотреть.
Первую избу поставил своему сыну местный мельник Сувор. Все шестеро братьев ему помогали, да и сыны рядом старались, особенно — старший, которому к свадьбе та изба предназначена была.
Вторую избу бобыль Яловец сам себе ставил. Неказистая избушка вышла, кривенькая, долго он ее возводил.
А вот третью какая-то баба богатая из Града заказала, щедро платила. Чужих людей наняла на стройку. Кому изба строилась, кто в ней жить собирался, — никто не знал. Странно все это,
