Не смотря на темноту, что окутывала переулок, Хьюго видел очертания Дыбы. Черный долгополый плащ, безумные глаза, седые растрепанные пряди… При первой встрече этот образ внушал юноше страх, нынче же инквизитор выглядел жалким и беспомощным. Болезненная рана, словно чума, подтачивала дряхлое тело.

— Кто он? — проскрежетал Хьюго. — Кто тот, кому ты служишь?

— Всю свою жизнь я служил лишь одному человеку, — просипел инквизитор.

— И явно это не Дикий Барон.

Вновь Дыба залился своим раскатистым смехом.

— Неужели ты думаешь, что правая рука императора будет прислуживать тупому наместнику, вроде Гидеоса Блюма?

Хьюго недоумевающе взглянул на Дыбу. Липкое волнение окутало парня, заставив его сильнее вглядеться в сидящую на бочке фигуру.

— Я — Брутус Цербер, эрцканцлер Оствестийской империи, верный поданный его высочества, Таулерана III. Я тот, кто остался предан ему.

Эти слова показались странными. Хьюго почувствовал, что вновь он попал в ловушку своих снов. Тем не менее парень невольно отступил, словно отказывался верить в услышанное.

— Признаться, когда я душил тебя в замке барона, не думал, что именно ты незаконнорожденный наследник императора, но проклятие Древних богов выдало тебя, — говорил Брутус Цербер.

— Ты пособник злодея, что устроил весь этот кошмар, — произнес Хьюго, с закрадывающимся ужасом в груди. — Где тот, кому ты прислуживаешь?

— Ты спятил, пророк, раз не слышишь моих слов. За кем ты гонишься?

— Я знаю, что он впускает чудовищ в наш мир и платит за них имперскими марками, — говорил Хьюго. — Я покончу с этим.

Тут Брутус Цербер помотал головой. В синих глазах вновь читалась усмешка.

— А что, простые люди перестали насиловать, грабить, убивать? Неужели живут они все в гармонии и процветании? Откуда взялось в тебе это напускное лицемерие, юноша? С какой стати ты возложил на себя роль мессии, который должен спасти человечество? Почему же ты не караешь всех убийц и воров? Ведь не из-за чудовищ и нечисти люди голодают, да ножами в спину друг другу тычут. Самое ужасное чудовище придумали отнюдь не боги. Человек… Именно в нем сидят и царапают душу алчность, похоть, корыстолюбие, гнев, лицемерие…

— Раз мир полон грязи и без чудовищ, зачем же их тогда призвали?

Брутус Цербер вновь усмехнулся, хватаясь за порезанную руку. С каждым вздохом кровь капала из-под черного широкого рукава. С каждым вздохом взгляд его слабел.

— Ты видишь лишь одну клетку поля, в то время как мудрый правитель видит поле целиком. И все эти недоумки аристократы… Всякие де Мортеры, Блюмы и прочие… Все они оказались трусами. Жалкими мещанами, трясущимися за свои кошельки. И лишь один человек пожертвовал всем.

— Кто?

— Я тебе это уже говорил, мальчик. Лишь одному человеку я верно служу по сей день. Великому императору Оствестийской империи, Таулерану III. Для меня честь помогать своему правителю.

— Ты безумец, раз говоришь такое? — ужаснулся Хьюго. Он почувствовал, как по спине пробежали мурашки.

— Как недалек твой разум, — оскалился Брутус Цербер. — Мир давно в хаосе. Важно то, кто подчинит себе этот хаос. Таулеран III вовсе не умирал. Напротив, он поднялся к богам, чтобы заключить с ними сделку. И теперь это лишь вопрос времени, когда повелитель завершит ее.

— Ты спятил…

— Если бы это пошло на благо империи, то я бы так и поступил. Но, увы, я говорю правду. Сейчас Таулеран отправился к Курьевой тропе, чтобы закончить начатое. Считай, что он уже в Шлиссене. Мочиться против ветра — глупая затея. На твоем месте я бы усмирил свои благородные помыслы и ехал бы домой.

— У меня нет дома, как и семьи… — Хьюго опустил пустой взгляд на темную брусчатку, орошаемую каплями дождя.

— Всегда приходится чем-то жертвовать, — произнес Брутус. — Иначе не достичь великих целей.

— Что ты несешь? — шептал Хьюго. — О каких целях ты говоришь? Словно безумные волхвы, вы сделали жертвой собственный народ.

Брутус не сразу ответил. Юноша слышал тяжелое дыхание изнеможенного эрцканцлера и чувствовал эту беспомощность. Рана, нанесенная парнем, оказалась куда страшнее, чем могло показаться на первый взгляд.

— У народов Оствестии всегда были внешние враги. Микландская империя больше полувека осаждает прибрежные города провинции Тау. В ту ночь, когда Таулеран дал клятву богам, ему даровали чудовищ, которых мой правитель направил на Микландские острова, тем самым сокрушив военную силу врага. Сотни кораблей везли в трюмах божий бич, который обрушился на врагов Оствестии. Таулерану лишь оставалось выполнять свою часть сделки, но алчность тупых аристократов каждой провинции разрушила великое государство, основанное Неанадалеком. Теперь люди обречены жить в том мире, который им уготовили местечковые элиты.

Хьюго ощущал, как его пронзает лукавый взгляд эрцканцлера.

— Ты не спрашивал своих хельмгольдских друзей, отчего они присягнули в верности своему безумному самопровозглашенному королю Анзуру и пошли войной на твои земли? — продолжал Брутус, облизывая тонкие губы. — Тебя это не беспокоило, как и их не беспокоила твоя судьба. Ведь ты видишь вещие сны, которыми твои северные друзья благополучно пользовались, чтобы решить свои проблемы. И я знаю о твоем проклятии. Это проклятие рода Таулерана, которое проявилось у тебя. И если бы ты сидел на своем месте, мне не пришлось бы за тобой гоняться…

Хриплый кашель вырвался из груди Брутуса. Вновь ему надо было отдышаться.

Хьюго смотрел на этого дряхлого старика, истекающего кровью, и чувствовал, как что-то меняется внутри. Нет. Жалости к этому созданию юноша не испытывал, но чувствовал, как его ярость и гнев затухают. Он услышал слова правды от своего врага и кисть на рукояти ослабла. Вновь парень чувствовал себя марионеткой в руках судьбы-злодейки, но только теперь он знал куда больше. Ведь со слов эрцканцлера выходило, что Хьюго все это время преследовал своего деда, Таулерана III, который вовсе не умирал. Право, как после такого не почувствовать себя безумцем?

— Ту цену, которую заплатил твой император, не искупить победой над микландцами, — сурово произнес Хьюго. — И пусть я не великий правитель, но знаю, что выбор между большим злом и меньшим — это не выбор.

— Глупец…

Взгляд юноши окаменел. Он почувствовал, как падающий с небес дождь уносит его в вечность. Словно судья, он стоял сейчас в темной улице перед истекающим кровью инквизиторе. Но решение уже было давно принято.

— Вы убили моего отца, разрушили мой дом. Просто за то, что проклятие богов коснулось меня по вине моего деда… И что же… Я должен был сидеть на руинах своего города, собирать обугленные останки отца, чтобы твой владыка утолил свои безумные амбиции?

Дыба устало качал головой, словно не желал слышать эту обвинительную речь.

— Раз так, — юноша поднял мертвый взгляд