И лучше не включать телевизор.

— Мама, уже пора? — отвлек меня голос Макара. Сын зашёл в гостиную с пакетиком мармеладок в руках. Забрался на диван, поджал под себя босые ноги. И в ожидании уставился на меня. Такой уютный, в новой пижамке. Рассчитывает, что я сейчас щёлкну пультом, и на стене вспыхнет экран.

Нет.

Оставить сына одного смотреть на папину драку я не могу. И сама не хочу сидеть здесь, в напряжении отслеживать счет, жмуриться, когда Дэна колошматят пудовыми кулаками. Глазами выискивать в толпе рожу Полины.

— Мам! — позвала. Взъерошила сыну волосы. — Макар, сегодня бой не покажут.

— Почему? — ахнул он. Его огромные глаза заблестели.

— Перенесли, — ответила мягко. Забрала из рук сына пакетик с мармеладками и открыла. — Что там, червячки? Держи. Может быть, завтра утром нам его включат.

В гостиную заглянула мама. Кивнула на нее.

— Хочешь, с бабушкой папино интервью сейчас посмотрите?

— А бой? — Макар поник.

— А бой сегодня не покажут, — ответила твердо. Подхватила сына с дивана и покружила. — Вжух, — поставила на пол. — Беги с бабушкой, включайте пока. А я приготовлю что-нибудь вкусненькое. И сразу к вам.

— Не будешь смотреть? — шепнула мама, когда я вышла к ней в коридор.

Покачала головой.

Нет. Не буду. Мы с Деном разводимся, меня больше не касаются его драки.

Отвлекая себя, занялась ужином. Когда сооружала салат — позвонила Даша.

— Смотришь? — спросила подруга, не поздоровавшись.

— Не-а.

— Как настроение?

— Нормально.

Повисла пауза, за которую я успела покрошить огурец.

— Даш, случилось что-то? Погоди.

Щека вспотела. Переложила сотовый на стол.

— Все, ты на громкой связи, — снова взялась за нож. — Я тут ужин готовлю. Что у тебя?

— Даня по своим каналам пронюхал, что ты подала на развод, — подруга вздохнула. — А Денис на тебя все имущество оформляет, ты в курсе?

— Он обещал… — растерялась.

Да, помню, муж что-то такое говорил. Но дальше слов дело не зашло, я думала это очередная его уловка, чтобы время потянуть. Заткнуть мне рот обещаниями, тихонько собраться и свалить с Полиной в закат.

Выходит, нет.

— Данил решил, что ты Дэну голову дуришь, — негромкий голос Даши звучит по всей кухни. — Что ты сделала вид, мол, простила его. А сама разводишься. Хочешь забрать себе все и поделить с Барковым. Так вы договорились.

— Что за бред? — хмыкнула. Постучала ножом по доске. — Я не говорила Денису, что простила его. Наоборот, молила никуда не лететь. Он выбрал карьеру. Что ж. Я выбираю себя и Макара, поэтому развод. Чего он хотел?

— Сонь, Данил как узнал — сразу позвонил Дэну. Бумаги ведь он уже готовит, переоформлением занялся. Он сейчас в кабинете у себя. Сидит, матерится и пьет. Боится, — шепнула Даша.

— Чего?

— Того, что не сдержался. Соня. Сначала мой муж тебя материл. Потом позвонил Денису. И теперь на себя злится. Телефон об стену разбил. Представляешь? Он Дэну ляпнул про развод, — повторила Даша. — Перед самым выходом на ринг.

Нож замер над доской, взгляд метнулся к висящему на стене телевизору. Там крутят глуповатые добрые мультики, а я вижу пот, кровь и мужа, которого с ринга забирают на носилках.

Швырнула нож, и миска с грохотом опрокинулась, овощи в стороны разлетелись по столу. Метнулась к дивану и схватила пульт, судорожно защелкала кнопками, переключая каналы. И застыла, наткнувшись на знакомую картинку.

Ринг. Ограждающие площадку канаты, на полу маты. Два мужчины в перчатках и шортах. У моего мужа не лицо — восковая маска.

Он как мертвый. Не слышит восторгов и свиста, не видит камер, он словно сам уже знает, чем это закончится.

А его противник… Он просто огромный кабан. Гора.

Гонг.

Они оба, одновременно, сдали назад, разбегаясь. И схлестнулись.

Господи, Дэн.

Рухнула на подлокотник дивана и закрыла ладонью рот. Толпа орет, и мне тоже хочется.

Я жмурилась, всегда жмурилась, сквозь пальцы осторожно подглядывала, а сейчас смотрю, не мигая, и не смею отвернуться.

Первые три минуты, — повторяю про себя, как молитву. Разорви счёт, Дэн, пожалуйста.

Охнула, когда в конце первого поединка муж ударил противника головой. И стекла по дивану.

Даже я, далекий от бокса человек, знаю, что это запрещено.

Подалась вперёд к телевизору, в страхе вслушиваясь, что говорят Денису.

Предупреждение.

Муж морщится.

Выдохнула и потерла лоб, вытирая холодный пот. У них минута отдыха, а я прикрыла глаза.

Под нос себе твержу, что надо смотреть дальше. С ним ничего не случится, все будет хорошо, пусть проиграет, но вернётся живой.

Гонг.

Распахнула ресницы.

Новая трехминутка, в которой Денис ударил соперника в затылок. И второе предупреждение.

Третье — за удар тыльной стороной перчатки.

И с Дэна сняли баллы.

Никогда ещё он так не нарушал.

Боже мой, любимый, что ты творишь!

Минута отдыха по углам — и тренерский штаб, не сдерживаясь, в пух и прах разносит Дениса. А он словно не слышит, ни секундантов, ни рефери, ни рева толпы. Но лишь только грохнул удар гонга — муж развернулся и двинулся на противника.

Не моргаю, нельзя, а хочется убежать и в угол забиться.

Зачем ты туда полетел, я же тебя просила!

Раунды кажутся вечностью.

Звучит команда «Стоп» от судьи, а Денис не подчиняется.

Я с ужасом слушаю, что ещё одно нарушение, и мужа дисквалифицируют. Вижу глаза Дэна, жесткие и злые и понимаю — он никак не может собраться, у него не про бой сейчас мысли. Он там, на ринге, в другой стране. И думает обо мне, а я через себя пропускаю удары, которые сыплются на него безостановочно.

Шесть раундов. И Денис два раза падает. Он успевает подняться. Но выглядит так, словно из могилы восстал.

При втором его падении мелькает белый халат врача и, кажется, что бой сейчас остановят. Не может мой муж драться. Его осматривают, я вытираю набежавшие слезы. И с ненавистью смотрю на зрителей, которые жаждут еще крови.

Пусть его не пустят на ринг. Объявят поражение. В памяти четко отпечатались эти жуткие трехминутки, как Денис терял баллы за нарушения, злился.

Падал.

Он не в себе, ещё одного удара он может не пережить, прав был врач. Если мужа выпустят на двенадцатый раунд — то с ринга увезут прямиком в реанимацию.

Это же видно.

Это бесконечный бой, я хочу конец. Денис, одумайся, уходи оттуда!

Смотрю на врача. Он решает, что Соколов может продолжать.

Сжала кулаки, и ногти впились в ладони. Не могу наблюдать, как мужа калечат, перед