стукнулись браслетами.

– Стук, – счастливо проговорил мистер Уортингтон. – Стук.

В тот вечер, прежде чем лечь спать, я достала своё расписание, всё покрытое причудливыми каракулями, сделанными углём.

Троих отпустили, остался один.

Мой обратный отсчёт был почти закончен. А через полторы недели наступит март.

К этому времени мы узнаем судьбу концертного зала.

Нет, его участь.

Это слово мне нравилось больше. Оно звучало мягче, словно его произносила мама, и было похоже на приглушённый свет звёзд.

Глава 39

В понедельник, после того как Тилли и Джакс ушли в другой мир, я вошла в «Счастливый уголок» и села рядом с миссис Барски, которая вытирала прилавок. На ней были новые жёлтые бусы. «Комната с привидениями» приносила хороший доход.

– Здравствуй, Оливия. Давно не заглядывала.

– Да. – Неожиданно оказалось, что я не могу смотреть ей в глаза. – Извините.

– Ничего. Ты была занята, я заметила.

– Да.

– Это здорово, Оливия. Ты можешь собой гордиться. Год, конечно, выдался тяжёлый, но то, что вы сделали…

– Скажите, я всю жизнь буду видеть призраков? – перебила я, неловко крутя в руках зонтик. – Не знаю, как я это выдержу, миссис Барски. Тилли и Джакс ушли, и теперь у меня остался только один друг-призрак. Неужели мне вечно предстоит встречаться с ними, помогать им, а потом прощаться?

Миссис Барски отложила тряпку и, опершись на локти, наклонилась ко мне.

– Оливия, посмотри на меня.

Я подняла на неё глаза, и миссис Барски вытерла слёзы с моих щёк.

– Я не знаю, будешь ли ты и дальше видеть призраков и станут ли они обращаться к тебе. Но ты всегда можешь сама принять решение, помогать им или нет. Тебе ничто не мешает попросить их уйти. Это твоя жизнь. – Она погладила меня по голове, и от этого у меня заныло в груди. – Твоя. И больше ничья. Ты сильная девочка, Оливия.

Я недоверчиво фыркнула.

– Я говорю серьёзно. Ты пережила такое, что не под силу даже многим взрослым. – Миссис Барски взяла меня за подбородок. – Прощаться действительно с каждым разом становится всё труднее. И это касается не только привидений.

Я пнула стенку прилавка.

– Лучше бы мне никогда не встречать их.

– Есть одна песня, которую тебе нужно послушать, Оливия. – Мистер Барски выплыл из кухни. – Её пела Эдит Пиаф, замечательная французская певица. Она называется «Non, je ne regrette rien». Послушай её, ma petite belle[22].

– Что это значит?

Миссис Барски покачала головой:

– «Нет, я ни о чём не жалею». Не жалей, что встретила их, Оливия, ни о чём не жалей. Наши встречи формируют нашу личность. Понимаешь, что я имею в виду?

– Думаю, да. – Я попыталась произнесли слово regrette так же, как мистер Барски, но картавое «r» застряло у меня в горле.

– Regrette, regrette, – поправил меня мистер Барски, убегая на кухню со стопкой грязной посуды.

Супруга игриво хлопнула его по заду.

– А как себя чувствует самый старший, тихоня в шляпе?

– Мистер Уортингтон? Он остался один – я имею в виду, из моих друзей.

– Думаю, ты быстро ему поможешь. – Миссис Барски кивнула через плечо на здание филармонии. – И я также уверена, что ты заметила это?

Мне даже не пришлось оборачиваться. Я знала, что в последние пару дней, с тех пор как Тилли и Джакс ушли, Эмерсон-холл кишел тенями, как потревоженный муравейник.

– Да, я знаю, что они там.

– Надвигается катастрофа, Оливия. Нужно действовать безотлагательно.

Я хлопнула зонтом о стол.

– Я не тяну, просто разрабатываю стратегию.

– Стукни ещё раз – боевой настрой тебе сейчас необходим. А теперь марш в филармонию! Иди, занимайся делом!

Вылетая из кафе и перебегая улицу, я чувствовала на себе невидимые глаза теней. Они смотрели на меня в ожидании.

Но чего они ждали?

В тот вечер мы с Генри и мистером Уортингтоном собрались в моей комнате. Сцена была слишком открытым местом, и находиться там нашему последнему призраку было опасно. Тени извивались по углам, как бесконечные чёрные дыры, шныряли по потолку, носились по балкам. Маэстро заперся у себя; в коридоре гремела Вторая симфония Малера. Редкий случай, когда я была этому рада, – по крайней мере, мы не слышали шебуршания теней.

– Как ты думаешь, они проделают в потолке ещё одну дыру? – шепнул мне Генри. – Впереди два концерта.

Я не ответила – не могла думать об этом. Плотно закрыв дверь, я спросила у нонни:

– Посторожишь?

Нонни энергично закивала. Она соорудила чалму из жёлтого, синего и сиреневого платков, чтобы отпраздновать приближение весны.

До марта оставалось всего несколько недель. Успеем ли мы осуществить задуманное? Или с приходом весны мы все окажемся на улице?

– Я присмотрю за вами, – крикнула нонни, широко расставляя руки.

– Нонни, – сказал Генри, – процедура может показаться вам странной. Вы ведь понимаете, что мы будем делать, да?

– Мистер Уортингтон вселится в вас! – Нонни хлопнула в ладоши. – Чтобы вы могли посмотреть на мир его глазами.

– Ну, в общих чертах так.

– Я готова!

– Хотела бы я чувствовать такую же готовность, – пробормотала я, окидывая взглядом мистера Уортингтона, терпеливо ждущего на краю моей кровати. – Честно говоря, я боюсь, мистер Уортингтон. Вы… вы всегда вызывали у меня…

– Тревогу? – подсказал Генри.

Призрак растянул большими пальцами уголки рта. Видимо, улыбка одними губами потребовала бы слишком много усилий: теперь, когда вокруг шныряли тени, мистер Уортингтон стал почти полностью прозрачным. К счастью, они на него не нападали. Пока. Днём он находился в «Счастливом уголке», а ночью сидел у меня в ногах.

Но так не могло продолжаться вечно.

– Неохотно, – проговорил мистер Уортингтон, не вынимая пальцев изо рта. – Неохотно.

– Да, мы делаем это неохотно, – подтвердила я. – И не разговаривайте, пожалуйста, вам надо беречь силы.

– Готова, Оливия? – Генри протянул мне руку и улыбнулся. – Последний раз?

– Последний раз. Навстречу иному миру.

Мы сели, соприкоснувшись коленками, и переплели пальцы. Потом повернулись к мистеру Уортингтону.

– Мы готовы, – сказала я.

И мистер Уортингтон взлетел над нами, широко раскрыл рот и осторожно, медленно, как смола, стёк внутрь нас.

Когда я очнулась, оказалось, что я лежу под картонной крышей. Я попыталась сесть, но не смогла: живот пронзила острая боль. Сначала я подумала, что нас опять убили.

«Генри! – прошептала я, моргая, чтобы зрение прояснилось. – Где ты?»

«Оливия, я здесь», – прозвучал голос Генри откуда-то из глубины моего мозга.

Я ухватилась за него. «Не замолкай, говори что угодно. Я почти