Шрифт:
Закладка:
Неизвестность.
Я не имела ни малейшего понятия, что делать дальше. Оставалось только положиться на графа. Но сумеют ли его люди доказать причастность герцога к убийству Мэр? Поверит ли Император? Позволит ли стражам ворваться в гнездо разврата и порока, чтобы отыскать Лорри, пока не стало слишком поздно?
Вот только не успели мы выехать на широкую ровную дорогу, ведшую к главным дворцовым воротам, как карета остановилась. За окном послышались недовольное ржание коней и голоса всадников. Кто-то несколько раз обогнул карету, но шторы были плотно задернуты, и я увидела лишь мелькнувшую тень, похожую на огромную кошку.
Сделав мне знак оставаться в карете, лорд Χенсли вышел и плотно захлопнул за собой дверцу. Не раздвигая занавесей, я приникла ухом к стеклу.
— Ваше величество, — услышала я голос графа. И секунду спустя ещё раз. — Ваше величество. Лорд Голден.
В тишине раздался стук копыт. Высокий темный силуэт замер напротив окна, словно пытаясь проникнуть взглядом сквозь плотное полотно шторы. Я испуганно отпрянула в глубину. Сердце забилось как сумасшедшее.
— И кого это вы там прячете, Коул? — раздался вкрадчивый голос лорда Голдена. — Только посмотрите, ваше величество, с каким аппетитом обнюхивает экипаж любимая кошечка вашей дражайшей супруги.
— Да-да, — со смешком подхватил Император. — Нам любопытно, Коул. Уж не поймал ли ты для нас резвую мышку на завтрак?
Я похолодела.
Мышку? «Синеглазую мышку»?
— В карете моя невеста, ваше величество, — чуть помедлив, ответил лорд Хенсли. — Она отдыхает. Ей нездоровится.
— Неве-еста, — протянул герцог. Тьма приблизилась — не слезая с коня, лорд Голден наклонился к самому окну. — Интересно, интересно.
— Мы разделяем твое любопытство, Голден. Признайся, Коул, как долго ты собирался скрывать ее от нас?
— Мы не хотели афишировать, ваше величество, — попытался уклониться от ответа граф.
Но…
— Измена! — выкрикнул Император, да так неожиданно и громко, что я едва не вскрикнула. В голове вспыхнул образ темноволосой головы лорда Хенсли и занесенного лезвия гильотины, и мне подурнело еще сильнее. — Государственная измена! — выждав несколько секунд, Солнцеликий расхохотался. Следом послышался нестройный смех сопровождавших Императора придворных. — Лишить нас удовольствия познакомиться с удивительной особой, сумевшей вскружить голову непробиваемому графу Хенсли? Недопустимо!
— Вы совершенно правы, ваше величество, — темный силуэт за окном поклонился. — Но, как по мне, голова графа не кажется такой уж вскруженной.
— Полагаешь, он обманывает нас, и в карете совсем не девушка?
— Есть только один способ узнать это, мой Император.
Побелевшие пальцы впились в бархатное сиденье. Боги, что лорд Голден и Император собирались сделать со мной… с нами?
Словно почувствовав мой страх, Солнцеликий хлопнул в ладоши.
— Ты как всегда прав, Голден. Решено! Мы настаиваем… нет, мы требуем, чтобы завтра же ты, Коул, вместе с будущей леди Χенсли стали главным блюдом на нашем обеде. Представишь ее двору по всем правилам. Отговорки не принимаются. Если, конечно, ты, мой дорогой Коул, — голос Императора изменился, точно сгустившиеся грозовые тучи, — не пытаешься обмануть нас.
— Ни в коем случае, ваше величество, — не мешкая ни секунды, ответил лорд Хенсли. — Я питаю к своей избраннице искренние и глубокие чувства.
— Увидим, увидим. Трогай!
Несколько секунд — и тень исчезла. Следом за ней повернул коня Солнцеликий. И только тогда, когда перестук копыт затих на мощеной дороге, когтистая лапа страха наконец ослабила хватку. Сердце стучало болезненно и неровно, в ушах эхом звучали опасные признания Мэр.
«Гниль пробралась слишком глубоко, поразив Айону в самое сердце. Не думай в своей доброте и наивности, что двор не знает о чудовищных преступлениях лорда Голдена. О нет, все прекрасно понимают, что происходит…»
Боги, боги!
Дождавшись, пока кавалькада Императора скроется за поворотом, лорд Хенсли вернулся в карету. Вид у него был мрачный. Граф не сказал ни слова, но я и так понимала, что выбора нам не оставили.
* * *
По возвращению во дворец лорд Χенсли отдал камердинеру распоряжения позаботиться о маске и платье, подходящем для завтрашнего приема у Императора, и проводил меня в гостевую часть графских покоев. Робкие возражения — меня вполне устраивала прежняя спальня над комнатами Лорри, да и модных нарядов, как я уже успела убедиться, в новом гардеробе было предостаточно — были решительно остановлены властным взмахом руки.
— Вы моя невеста, Эверли, — отрезал граф. — Привыкайте.
Прикосновение губ к тыльной стороне ладони, короткий проникновенный взгляд — и Коул Хенсли скрылся в кабинете, оставив меня растерянно переминаться с ноги на ногу перед дверью роскошных покоев, которые я теперь должна была называть «своими».
За время моего отсутствия в спальне произошли разительные перемены. Лекарств стало меньше, света — больше, простыни благоухали свежестью, а прикроватный столик украсил пышный букет чайных роз. Но куда сильнее меня обрадовал мой сундук, сиротливо примостившийся рядом с кроватью. Похоже, лорд Хенсли успел распорядиться и об этом.
Необыкновенный мужчина.
Приподняв тяжелую крышку, я привычно потянулась к боковой стенке, где хранила холщовый мешок с притирками для лица, чтобы привести в порядок обветренную после морской прогулки кожу — и вдруг с отвращением отдернула руку. Пальцы оказались перепачканы в чем-то вязком и липком. Я машинально растерла непонятную субстанцию, неизвестно как протекшую прямо на лежавшее сверху платье, принюхалась — и, сдавленно ойкнув, бросилась к кувшину для умывания.
Перцовая мазь, купленная перед поездкой во дворец в аптечной лавке, была отменного качества. Экономка Хенс-холла напугала меня сквозняками и ледяным полом на этаже для слуг и посоветовала испытанное народное средство. Жгучая мазь на ноги и грудь, теплый шарф, носки из собачьей шерсти — и к утру уже как новенькая. Ρабота компаньонки не предполагала дней отдыха, и я позаботилась о себе, как смогла… вот только совершенно не ожидала, что плотно закрытая баночка окажется совсем не там, где я ее оставляла.
Как я ни старалась, до конца смыть мазь не удалось. Кожа зудела, а подживший ожог, случайно получивший свою порцию жгучей смеси, покраснел, вспух и нестерпимо чесался. Недовольно шипя сквозь зубы, я вернулась к сундуку и решительно распахнула крышку, чтобы оценить объем ущерба.
И обомлела.
Все внутри было перевернуто вверх дном. Форменные платья, скомканные и измятые, были щедро облиты перцовой мазью. Сама баночка демонстративно лежала поверх испорченных вещей, а крышка примостилась среди нижних рубашек. Холщовый мешок с притирками был безжалостно выпотрошен, половина жестяных коробочек погнуты, склянки разбиты. Правый ботинок невыносимо пах духами. Уцелел лишь сундучок с драгоценностями и письмами — хвала богам, у того, кто рылся в моих вещах, не достало сил вскрыть магический замок.