Первые несколько минут я еду так, словно впервые в жизни за руль села. Теряюсь, постоянно глядя то в боковое зеркало, то в заднего вида. Мне все кажется, что сейчас из-за угла вылетит грузовик и сметет мою машину к чертовой матери. Но дороги и в самом деле пустые, как и говорил Давид, лишь две пожарки пролетают по встречной полосе в направлении ночного клуба.

И я смелею. Стрелка на спидометре теперь показывает шестьдесят, а не тридцать, руль держу уверенней, чем прежде, пытаюсь выровнять дыхание. Давид ничего не объяснил, даже телефона мне никакого не оставил. Все, что у меня есть,— адрес и мой рюкзак.

Навигатор ведет меня к выезду за город. Здесь ночью совсем темно, фонарей почти нет. Я все еще дрожу, не верю, что села за руль, но адреналин в крови придает смелости. На самом деле я горжусь собой, это огромный шаг вперед. Посмотреть в глаза своему страху не так просто, а я до этого множество раз пыталась.

Впереди показываются склады, шлагбаум открыт, будка охранника пуста. Свет фар разрезает мрачную черноту, я на месте, но что дальше — понятия не имею. Просто ждать, когда приедет Давид? Или он уже здесь?Напряжение нарастает, каждый звук царапает по нервам, я дышу рвано и неровно.

Впереди замечаю фуру, у нее включены габариты — это означает, что водитель недалеко. Стоит ли мне выходить из машины и попытаться выяснить, ждут ли меня здесь?

Я вскрикиваю от ужаса, когда из темноты прямо на дорогу выскакивает мужчина. Разглядеть его лицо никак не выйдет: он в толстовке с капюшоном. Машет мне, приказывая остановиться. Я сглатываю подступивший к горлу ком.

Страшно.

А еще ненавижу Давида за то, что ничего не рассказал мне. Я чувствую себя слепым котенком.

Жму на тормоз и напряженно наблюдаю за тем, как незнакомец подходит к автомобилю, останавливается с моей стороны и костяшками пальцев стучит в окно.

Сердце работает на пределе. Еще немного — и у меня инфаркт случится.

Я опускаю стекло лишь немного. Дверцу даже не думаю разблокировать.

—Лер, это Даниил, выходи быстрее,— звучит голос мужчины.

Я не сразу понимаю, что за Даниил. Мужчина замечает мое замешательство, стягивает с головы капюшон, и мой рот приоткрывается от удивления.

—Выключи фары,— говорит брат Давида и отступает в темноту.

Я глушу мотор, хватаю с заднего сиденья рюкзак, даю себе несколько секунд, чтобы собраться с мыслями, открываю дверцу и покидаю салон.

—Что происходит?— голос почти не слушается меня.

—Братцу моему эти вопросы задавать будешь. Он должен был оформить сюда вызов патрульной полиции, а я отгоню эту тачку обратно. Идем, я помогу тебе забраться в кузов, спрячешься за ящики — и ни единого звука. Давид скоро будет.

Под ногами хрустит гравий, я быстро перебираю ногами, слегка прихрамывая.

—Давай.— Даниил подсаживает меня, помогая забраться в кузов, накрытый тентом.

—Сколько мне ждать? Дань, ты что-то знаешь? Можно мне позвонить?— с надеждой смотрю на него.

—Звонить нельзя, сколько ждать — не знаю. Просто не высовывайся, Лера, прошу тебя. Давид жизнью рискует ради тебя и твоей семьи. Я хочу его живым увидеть, так что просто делай, что он говорит.

Я киваю. Не уверена, что он увидел это движение в темноте, но из себя не могу вытолкать ни слова.

—Удачи вам, Лер. Брату привет от меня передашь.

Дверца кузова закрывается с громким хлопком, отделяя меня от внешнего мира. Внутри кромешная тьма, специфический запах и жуткая духота. Я сажусь на пол и жду. Мне больше ничего не остается. Давид ведь приедет? С ним все хорошо?

***

Я думала, что пережила самые жуткие минуты моей жизни, когда пришла в себя и поняла, что зажата в куске железа, ног от боли не чувствую, а рядом раздается жуткий звук. Намного позже я поняла, что этот звук принадлежал болгарке, которой распиливали дверцу автомобиля, чтобы достать из него меня.

Тогда я была дезориентирована, ничего не понимала и быстро потеряла сознание, сейчас же я жива, невредима, но страх, что обуял меня, в разы больше того. Потому что теперь я боюсь не только за себя.

Что-то пошло не так — я чувствую это всей душой. Давид знал, что я боюсь водить, знал, но все равно заставил меня сесть за чертов руль. Мы должны были улететь за границу по поддельным паспортам, но вместо этого я задыхаюсь от пыли и духоты в прицепе фуры и жду непонятно чего.

Я не знаю изначального плана, но определенно точно могу сказать, что действуем мы не по нему. У меня оказывается слишком много времени, проведенного в полном одиночестве, чтобы проанализировать все случившееся и прийти к такому выводу.

Не знаю, сколько я нахожусь в фуре, но я успеваю надумать себе самое плохое, успеваю стянуть верх формы и остаться в лифчике и топе, успеваю напугаться до остановки сердца, когда чувствую, как по руке ползет какое-то насекомое.

Разглядеть вокруг ничего невозможно: сплошная темень. Ни телефона, ни фонарика. И вот наконец-то послышались чьи-то шаги. Кто-то быстро приближается в машине, и он не один. Я напрягаюсь. Липкий страх запустил свои щупальца под кожу, парализуя меня и сводя с ума.

Я отползаю за ящик и напряженно вслушиваюсь в происходящее на улице. Заскрежетал засов, открылись дверцы, пропуская тусклый свет и прохладу. На улице уже рассвет. Я просидела здесь гораздо дольше, чем час или два.

Горло сводит, и я не могу выдавить из себя ни слова. Грудь вздымается часто-часто. Надеюсь, что это Давид.

Женский всхлип разрезает тишину и кажется настолько громким, словно кто-то закричал. Режет по ушам после того, как я долгие часы находилась в угнетающей тишине. Кто-то запрыгивает в кузов, и нас снова закрывают, погружая пространство в темноту.

—Лер?— тихое, родное.

—Д-давид?— с надрывом и жалко. Я произношу всего одно слово, и оно царапает горло. Во рту пересохло. Только сейчас понимаю, насколько сильно меня мучает жажда.

—Я,— глухо отзывается Леонов, и я выдыхаю от облегчения.

Луч фонаря освещает часть пространства, женские всхлипы становятся все громче. Я выбираюсь из своего укрытия, выползаю на середину и задерживаю дыхание, когда замечаю тонкую девичью фигурку рядом с Давидом. Это Настя. И у нее истерика.

—Что… что случилось?

—Они убили их… убили…— всхлипывает сестра, и в первое мгновенье я думаю, что мертвы Юля, брат и папа.

—Успокойся, Настя, пойдем найдем тебе место поудобней.— Давид успокаивающе гладит ее по спине, я же смотрю на них во все глаза. Никто не спешит пояснить мне, что все это значит.

—Давид?— говорю на выдохе.

—Не сейчас, Лер, нужно ее успокоить,— отмахивается от меня он и помогает усесться рыдающей Насте у борта.

Мне становится немного обидно. Я здесь, вообще-то, с ума сходила. Свет от фонаря прекрасно освещает фигуры напротив меня. Настя цепляется за шею Давида, утыкается в грудь. Плачет. Нарастающее чувство тревоги не покидает меня.