делать индейцев рабами, и мы желаем, чтобы с ними обращались как с вассалами кастильской короны, ибо они таковыми и являются. Никто не может заставить против воли служить индейцев. И, как мы уже приказывали, отныне и впредь, нельзя превращать индейцев в рабов, как это делалось против разума и права».

Сделаем неизбежный вывод. Если индейцев запретили обращать в рабство, значит, в них признали человеческое достоинство. Следовательно, законодатели (и испанский монарх) отвергали саму мысль о «естественном неравенстве» людей, если те приняли христианскую веру. Индейцы крестились, а потому с ними дозволено было обращаться так, как и со всеми другими христианами во всем крещеном мире. Если в Арагоне или Кастилии не обращали в рабство испанских крестьян, то почему это можно было делать с христианами в Мексике или Перу? Здесь рабству тоже не было места, раз люди и здесь жили под знаком Святого Креста.

Тогда же была наконец регламентирована жизнь новых подданных Испанской державы — множества индейцев, чьи земли вошли в ее состав. Отныне они должны были жить в своих деревнях, которым — по испанской традиции — было предоставлено самоуправление. Так на территории Нового Света возникла «republica de indios», «республика индейцев», упрятанная, как в панцирь, в оболочку империи и состоявшая из многочисленных индейских деревень.

Появление «republica de indios» означало, что испанцы признавали за индейцами способность жить общественной жизнью, то есть разумно управлять своими поселениями, обустроенными как по местным традициям, так и с учетом христианских заповедей и европейских законов.

Закон о «республике индейцев» не случайно появился сравнительно поздно — через полвека после того, как Колумб открыл Новый Свет. Испанские власти долго раздумывали над тем, какой должна быть административная система в их американских колониях.

Например, в 1530 году испанская королева Изабелла Португальская обратилась к властям Новой Испании. По ее мнению, к работе в региональных органах власти следует привлечь индейцев, дав им право голоса. Кроме того, в каждой индейской деревне нужно выбрать особого служащего — альгвасила, который будет выполнять судебные решения.

Однако предложение королевы было тогда отвергнуто по нескольким причинам. Власти Новой Испании сослались на то, что индейцы не знают испанского языка, а потому бесполезны на совещаниях. В свою очередь, испанцы тоже не сильны в местных наречиях. Кроме того, на подобных заседаниях испанцы обсуждают вопросы, касающиеся индейцев, а тем до поры до времени лучше не знать, что о них будут говорить. Не подобает индейцам видеть и то, как испанцы спорят, ссорятся, переругиваются между собой — иначе они перестанут уважать испанскую власть.

В конце концов король пришел к выводу, что лучше дать индейцам автономию, чем разделить управление Новой Испанией между ними и испанцами. Индейцы должны были проживать в отдельных, обособленных поселениях, где их будут контролировать, причем все эти поселения намечалось интегрировать в хозяйственную жизнь Испанской Америки.

Так стали создаваться особые индейские поселения — редукции, где всем управляли сами индейцы. К этому, кстати, призывали и священники, хорошо знакомые с их жизнью. В редукциях было легче заниматься миссионерской деятельностью — проповедовать индейцам Слово Божье.

Поначалу, впрочем, индейцы не хотели переселяться в редукции. На протяжении 1540–1560-х годов испанские короли не раз будут требовать от властей Новой Испании создания широкой сети подобных поселений. Однако дело подвигалось медленно. Индейцы шли туда неохотно.

Наконец, в декабре 1568 года король Филипп II приказал Франсиско де Толедо, вице-королю Перу в 1569–1581 годах, совершить генеральную инспекцию своих будущих владений, а кроме того, установить фиксированную сумму податей, которые должны выплачивать индейцы, и переселить оных в редукции.

Инспекционная поездка Толедо продлилась пять лет, с 1570 по 1575 год. За это время была проведена перепись индейского населения Америки, установлены размеры податей и основная масса перуанских индейцев перемещена в редукции. По всей вероятности, речь шла о насильственном их переселении, «средствами конкисты», как выразился Фолькмар Блум (V. Blum. «Hybridisierung von unten…», 2001). Это и помогло Толедо достичь поставленной цели.

Разумеется, немало индейцев, насильно переселенных в редукции, были этим недовольны. Они бежали оттуда, скрывались в лесах и горах. Правда, такое случалось в тех поселениях, что и так располагались на окраинах, вдали от Куско, например, на Боливийском плоскогорье.

Размах совестливости

Но вернемся к Бартоломе де лас Касасу. В начале 1540-х годов он тоже был привлечен к работе над сводом «Новых законов». Именно тогда, стремясь тронуть сердца властителей Испании и перетянуть их на свою сторону, он написал памфлет «Кратчайшее сообщение о разорении Индий». Его огненные строки, словно молнии, поражали каждого, кто читал это сочинение.

Здесь уместно заметить, что де лас Касас свободно высказывал и обнародовал свое мнение, несмотря на то что его памфлет «содержал настолько страшные факты», что, как пишет советский историк Е. А. Мелентьева, если бы о них стало известно за границами Испании, «мир содрогнулся бы от ужасов, которые творились в Новом Свете испанцами!» («Бартоломе де лас Касас — защитник индейцев», 1966).

Почему же его памфлет не был запрещен в Испании? На самом деле испанские власти были терпимы к критике, в том числе и к таким резким инвективам, какие позволял себе этот монах. Власти терпели критику и по мере возможности старались исправить злоупотребления на местах.

Книга де лас Касаса к тому же основывалась на страшных слухах, на рассказах об ужасных событиях, случившихся где-то далеко, в неведомой глуши. Там доставало места и ошибкам, и фантазиям, и откровенной клевете.

Однако, приписывая кому-либо пороки, легко было расправиться с любой репутацией. Нет ничего опаснее для чужой карьеры, чем звонкие, далеко разнесшиеся слова. «Благодаря» де лас Касасу так и произошло. Испанская корона была опорочена так, что даже самыми честными законами уже нельзя было отмыть ее добела. Ее королям суждено было во веки веков оставаться «Кровавыми», а самих испанцев перестали уважать во всем тогдашнем цивилизованном мире.

Между тем противники де лас Касаса, например, испанский гуманист Хуан Хинес де Сепульведа (1490–1573), считавший, что испанцы вправе порабощать индейцев, были лишены возможности публиковать свои сочинения на эту тему. Сепульведа, как и многие европейские мыслители того времени, разделял воззрения крупнейшего античного философа Аристотеля (следует подчеркнуть: «философа рабовладельческой эпохи»), считавшего, что некоторые люди рождены быть рабами. И к их числу, полагал Сепульведа, нужно отнести индейцев Нового Света. Рабская натура индейцев проявлялась, например, в том, что они неизменно терпели поражения в войнах с конкистадорами, а потому им суждено было стать рабочей силой для своих повелителей — и более ничем. Однако его главный трактат «Democrates segundo о