«На Берлин» на борту танка Т-34 в далеком 1944 году и такая же, но на заднем стекле «фольксвагена» в наши дни – это две разные надписи, не только не имеющие друг к другу никакого отношения, но и совершенно разные, чтобы не сказать – противоположные по значению и по содержанию.

Оттуда же и гламурный патриотизм, ставший не столько живым чувством, сколько доходным «брендом», и вальяжная «диванная» воинственность, и игрушечное геройство, и нравственная инвалидность, и историческая глухота.

А деды, конкретные человеческие деды, – все разные. У каждого есть имя, фамилия, биография. И эти биографии разные. Иногда реальные, иногда выдуманные. Да и не проверишь теперь: в живых к сегодняшнему дню остались буквально единицы. Да и не надо уже, пожалуй, ничего и никого проверять – теперь-то зачем. Про это надо просто помнить. Вот и всё.

Клюшка над Рейхстагом

Существует мнение, в соответствии с которым спорт как массовое зрелище канализирует потенциальную агрессию. Возможно, у кого-то и канализирует. А в ком-то и возбуждает. Это, так сказать, зависит. Канализация, как известно, тоже не всегда ведет себя безупречно. Бывает, что и засоряется. Бывает, что и на общегосударственном уровне.

Сейчас-то, конечно, это дело цветет, как говорится, и пахнет с особой какой-то интенсивностью, обусловленной в том числе и коммуникационной широтой и мощью социальных сетей и безвозвратно спятивших на почве острого инфекционного патриотизма средств массовой информации.

Но, кажется, это было всегда. По крайней мере, столько, сколько существовало такое общественное явление, как «советский спорт». Этот самый «спорт», даром что волей исторических обстоятельств он стал называться «российским», советским от этого быть не перестал, как не перестали быть советскими армия, милиция, тайная полиция и многие другие государственные институты, сколько бы раз они ни меняли свои имена и прозвища.

Этот бывший «советский спорт» стал со временем даже, кажется, еще более советским.

Так было всегда. Я имею в виду специфическое официальное да и общественное отношение к спорту, к его достижениям, победам и поражениям. Это отношение, эти радости от побед и горести от поражений формулировались исключительно в категориях войны, исключительно в военных терминах.

В суровые неулыбчивые тридцатые годы с их ожиданием войны это выглядело примерно так:

Эй, вратарь, готовься к бою!

Часовым ты поставлен у ворот.

Ты представь, что за тобою

Полоса пограничная идет.

В наши дни, общие стилистические приметы которых характерны в том числе бурной экспансией приблатненно-гопнического лексического репертуара, никаких особенных «пограничных полос» не слышно.

Их роль играют куда более домашние, дворовые, такие понятные и родные «порвать», «нагнуть» и «вставить».

Впрочем, контекст употреблений этих слов и конструкций ясно указывает на то, что и тут речь идет вовсе не о битвах «двор на двор» времен моего детства и не о «стрелках» и «терках» девяностых годов, а о высокой политике. О международной, прямо скажем, политике, где в полном соответствии с преобладанием мифологического сознания над историческим все времена и эпохи, все реальные или мнимые события мировой и отечественной истории смешались в одну неоформленную кучу и происходят как бы одновременно. Где Александр Невский в кольчуге поражает мечом Ангелу Меркель в брючном костюме, где товарищ Сталин на белом коне тычет копьем в ползучего гада Обаму, где русский царь-страстотерпец бросает развратную польскую танцовщицу ради прекрасной и одухотворенной крымской прокурорши, где телеведущий Соловьев в сталинообразном френче делает селфи на фоне дымящегося Рейхстага, а голый по пояс президент, держа трофейную щуку в одной руке и новенькую, с иголочки, античную амфору в другой, в Ялте позирует фотографу вместе с Рузвельтом в инвалидной коляске и Черчиллем с сигарой во рту.

Так что это все политика, пацаны. Это наша, короче, история, братаны. Мы не дадим ее переписывать и не позволим никому ее это, как это, «фальфицистировать».

Это политика. А политика это что? Правильно, война. Потому что нам нужны победы. А без войны и победы не бывает. Не ясно, что ли?

И вся эта мучительная военизированная галлюцинация время от времени кристаллизуется и формализуется в виде Олимпийских игр или футбольно-хоккейных чемпионатов.

Самая, конечно, соблазнительная и прозрачная военно-историческая метафора – это футбольный или хоккейный матч между национальными сборными. Там всякая «историческая память» хлещет как из ведра.

Помню на каком-то из относительно недавних мировых футбольных чемпионатов игру между российской и шведской футбольной командами. И помню ее фонтанирующее комментирование в интернете. Уверен, что никогда до этого момента индекс цитирования отдельных фрагментов поэмы А. С. Пушкина «Полтава» не достигал такой высоты.

А вот некоторое время тому назад на проходящей в Южной Корее олимпиаде российская хоккейная сборная в финале хоть и с трудом, но все же победила (то есть, конечно же, «порвала» и «нагнула») сборную Германии.

Любители хоккея, болевшие за российскую сборную, разумеется, обрадовались и стали писать в социальных сетях некое свое по-человечески понятное «ура». Я-то никакой не болельщик, и мне решительно все равно, кто там кого, каким способом и с каким счетом. Но к болельщикам я привык относиться лояльно, помня, например, о том, что мой старший брат был страстный болельщик «Спартака» и все мое детство прошло под его возбужденные восклицания перед телевизором. Признаюсь, что, хотя я и не особенно понимал, что там происходило, его возбуждением и энтузиазмом я невольно заражался. Ну, старший все-таки брат, понятно же…

Но то, что началось сразу после этого, не то чтобы даже затмило все человекообразные проявления радости, а просто их безвозвратно погребло под собой.

Интересным и в удивительным в этой «победной» вакханалии мне показалось то, что практически все ее участники на разные лады трактовали эту победу не как победу одной хоккейной команды над другой, а как победу одной страны над другой. Это чтобы никто не сомневался, была победа России над Германией. И не просто так. Это была ТА САМАЯ победа в ТОЙ САМОЙ войне. Трудная, да. Как и та. Да, да, «после упорных боев наша победоносная Красная армия вошла в город Берлин». Ну и про Сталинград само собой. Как же без Сталинграда.

В этой мистерии было и много картинок, и много креативнейших, прямо скажем, плакатов. Среди них мне запомнился тот, где генералиссимус Сталин уверенным прямым в голову ударом отправляет в нокаут ефрейтора Гитлера на фоне, понятно, лаконичной, но такой многозначительной надписи «4:2». А также мне запомнилось изображение Рейхстага образца мая сорок пятого года, в раздолбанный купол которого была воткнута хоккейная клюшка, а к ней был приделан флаг. Какой, думаете?