Шрифт:
Закладка:
* * *
Мишель появился в кафе спустя неделю.
— Вот значит как? — смотрел на бывшую любовницу, ожидавшую у столика, пока он сделает заказ. — А ведь могла остаться под моей защитой!
— Я сама справлюсь, — Маша глядела мимо Дювье куда-то в угол. — Вы будете делать заказ? Или прислать другую официантку?
— Не нужно! — Мишель встал. — В Париже есть места поприличнее этой жалкой забегаловки! — и направился к выходу.
Владелица кафе облегчено вздохнула, радуясь, что скандала удалось избежать.
А еще через месяц Маша поняла, что беременна.
— Ну что же ты, Дуняша, — с укоризной взглянула на портрет бабушки, — берегла-берегла меня от нежеланного ребенка — да не уберегла.
Евдокия Оленина молчала. Да и что может ответить картина? Разве что сказать, что все наступает в положенное время. И ты ничего не можешь изменить, как бы ни хотел.
Маша смотрела в окно на крыши ночного Монмартра.
Она думала о том, что будет делать дальше. Одна с ребенком на руках.
Лгать хозяйке не стала, а сообщила о том, что станет матерью. Предложение отвести к знакомой, которая поможет избавиться от плода — отвергла сразу.
— Ну что же, — владелица кафе пожала плечами. — Твой выбор, тебе с ним и жить. О работе не беспокойся. Выгонять тебя я не стану. Девушка ты хорошая, да и привыкла я к тебе за тринадцать лет, — умолкла, словно что-то подсчитывая в уме: — Да-да, именно тринадцать. Или четырнадцать? Что-то я совсем со счету сбилась. Старею, наверное.
Уточнять сколько лет прошло с первого дня её работы в кафе, Маша не стала. Да и не важно это было в принципе. Намного важнее то, что в этом году ей исполняется двадцать девять лет.
Париж готовился к встрече нового тысяча девятьсот тридцать четвертого года…
* * *
— Хвала Господу, что девчоночка на тебя похожей родилась! — владелица кафе рассматривала новорожденную дочь Маши, такую же синеглазую и белокурую, как мать. — Какое имя дашь?
— В мэрии запишу Жанной, — ответила молодая мать.
Через две недели после рождения, священник православной церкви Сент-Женевьев-де-Буа окрестил девочку, став её крестным отцом.
— Помазывается раба божия и нарекается именем Анна, — бормотал, окуная девочку в купель. — Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.
Крестной матерью Жанны стала хозяйка кафе, в котором работала Маша.
Молодая мать решила посоветоваться со священником возможно ли подобное.
— Противоречит догматам, — ответил священник, — но время сейчас такое, что особо выбирать не приходится. Пусть окрестит. Я совершу обряд.
Выйдя из церкви, Маша отправилась к могиле отца:
— Смотри, папа, это твоя внучка, — подняла край кисейного покрывала, открывая личико спящей девочки. — Ты не сердись, но я назвала её Жанной. Ты ведь знаешь, что это в честь мамы. Мне её так не хватает.
— А где твоя мать? — спросила крестная Жанны. — Умерла?
— Не знаю, — пожала плечами Маша. — Она решила остаться в России. Надеюсь, что жива.
— Ну не печалься, — постаралась подбодрить хозяйка кафе. — Теперь у тебя есть дочь! Да и я рядом, — смутилась. Поди знай, как эта русская воспримет проявление обычного человеческого участия.
— Спасибо вам, — Маша накрыла личико девочки и медленно направилась к выходу с кладбища.
В небе сверкало и переливалось жаркое августовское солнце.
— Давай ручку и не мешай маме, — крестная Жанны поманила к себе девочку. — Сейчас отправимся на бульвар! Я хочу купить тебе куклу ко дню рождения. И ты сама выберешь её! Ведь совсем скоро твой первый юбилей! Пять лет — это такая дата.
Жанна, вопросительно посмотрев на маму, получив в ответ кивок и улыбку, подошла к крестной. Вскоре на двери звякнул колокольчик, оповестивший о том, что девочка и пожилая дама покинули кафе.
Маша сидела на высоком табурете за стойкой и разбиралась в платёжных документах. Нужно все держать под контролем. Знать, когда и где сделаны закупки, когда придет день расчетов с поставщиками.
Прошло три года с того дня, когда владелица кондитерской, взохнув от необходимости смириться с неизбежным, подозвала Машу к себе:
— С завтрашнего дня в кафе будет новая официантка.
— Хорошо, — кивнула Маша. — Я освобожу комнату, когда вы скажете.
— Вот ведь дурочка, — замахала руками хозяйка. — Да ты никак решила, что я тебя выгоняю?!
Маша снова кивнула в ответ. Да и какие выводы она могла сделать, услышав, что на её место берут другую девушку?
— Нет, — покачала головой крестная Жанны. — Ты остаешься. Только теперь у тебя будут другие обязанности.
— Какие? — уточнила.
— Будешь делать то, чем до сих пор занималась я. Вести документацию и бухгалтерию. Наблюдать за персоналом и порядком, — добавила, увидев сомнение в глазах Маши: — Ты справишься! Я знаю.
— Хорошо, я попробую.
— Нечего тут пробовать! — отмела возражения владелица кафе. — Завтра с утра приступим. Я объясню, что и как, а дальше — сама.
Буквально за неделю Маша поняла, в чем станет заключаться её работа и теперь на высоком табурете, обложенная гроссбухами и накладными, с самого утра сидела она, а не состарившаяся и ставшая рассеянной хозяйка кафе.
Крестная Жанны осталась довольна своим выбором. Крохотная кондитерская стала приносить больший доход. Впрочем, вдаваться в детали и любопытничать, как Маше это удалось, она не стала.
Маша, сделав очередную запись в книге учета поставок, подумала о том, что нужно увеличить заказ на следующий месяц. Как ни странно, но в конце июля от посетителей не было отбоя. А это значит, что процент от выручки, который хозяйка плюсовала к её жалованию, будет больше. И можно выбрать для дочери дорогой подарок.
«Интересно, какую куклу выберет Жанна?» — подумала, отвлекаясь от цифр. — «Балует её крестная. Словно собственную внучку», — услышала, как снова звякнул колокольчик, и посмотрела на дверь, ожидая первых утренних посетителей.
В кафе, крепко держа за руку крестницу, вошла владелица кафе. Её лицо побелело от страха.
Маша, выбежав из-за стойки, подхватила дочь на руки:
— Что-то случилось? Жанна чего-то испугалась? — в том, что девочка здорова, она была уверена.
— Мы все испугались, — вздохнула хозяйка. — И будем пугаться все сильнее день ото дня.
— Да что произошло?!
— Правительство Франции объявило о капитуляции, — в глазах пожилой женщины блеснули слёзы. — Немецкие танки крошат мостовые Парижа.
— И что же теперь будет? — Маша прижала к себе дочь.
