с ней выгрызу.

— Если второго заделаю, поверишь?

— Только попробуй, Греховцев…

Поддеваю ее под попу и под тонкий вскрик, прижимаю к стене. В глаза смотрю. Хочу, чтобы верила.

— Размотало меня, Настя. Ясно тебе? Подчистую… Ни с кем так не было.

Слушает. Плакать перестает. Замедленно моргает, потом взгляд на губы опускает.

— Не верится что-то… Русским языком скажи.

Каким русским, бл*дь?! «Я тебя люблю»? Я хрень эту Карине впаривал. А это не одно и то же.

— То, что ты думаешь, Настя!.. Да! Насмерть. Я тобой насквозь пропитался… Как нарик… хочу еще и еще…

Кажись, верит. Взгляд такой осмысленный становится, жесткий.

— Ты предал.

— Согласен. Накажи. Только не гони… сдохну…

Вцепившись друг в друга, начинаем целоваться. Урывками, короткими касаниями, больше похожими на легкие укусы. Сталкиваемся носами, языками друг друга жалим. Прихватив мою нижнюю губу, Настя вонзается в нее зубами.

Больно. Адреналин бьет в голову. Слизав кровь, впиваюсь в нее по-настоящему. Она целует. Сама отвечает! Стонет так красиво, губу мою прикушенную языком ласкает.

У меня яйца от желания вставить ей поджимаются. Давно такого не испытывал. Считай, с той турбазы.

Удерживая ее вес одной рукой, второй направляю в нее ствол. Так туго, что искры из глаз. Охренеть…

— Один раз? — спрашиваю между поцелуями, — не повториться больше?

— Заткнись, Кир… умоляю… еще…

О, да-а!.. «Еще» — какое ох*енное слово!

Двигаюсь в ней размеренно, не спеша, хочу видеть лицо, когда кончать будет, стоны ее пить хочу…

Бл*дь… бл*дь… душа наизнанку… Любовь, да?.. Не иначе, она…

— Настя… — дышу ей в рот.

— Ты так смотришь, Кир… я улетаю от этого…

— Лети, моя сладкая… давай…

Выхожу из нее едва ли не полностью, и резко врезаюсь до упора. Денежка распахивает глаза и начинает кончать. Стонет, я рычу с ней в унисон, потому от спазмов тугих кайф ловлю неземной.

Но замираю… не двигаюсь, иначе в нее кончу… реально будет Ромке братан.

Затихает. Обмякает в моих руках. На губах слабая улыбка.

— Давай… ты теперь.

Молча кивнув, беру ее, пока не накрывает с головой. Потом стоим, вжавшись друг в друга, пока от холода колотить не начинает. Настя заворачивается в полотенце, выбегает из ванной и приносит еще одно для меня. С голубыми и синими рыбками. Оборачиваю бедра, выхожу следом за ней.

Она смущается, краснеет, глаз на меня поднять не может. Я и сам туплю немного. Выплеснул на нее, все, что внутри накопилось, теперь и сказать что, не знаю.

— Не против, если я вниз покурить спущусь? — спрашиваю, пытаясь заглянуть в глаза.

— Кури… почему спрашиваешь?

— Пустишь меня потом обратно?

— Обратно?.. — бросает быстрый взгляд на настенные часы, потом облизывает губы, — ты домой не поедешь?

— Нет. Остаться хочу. Разрешишь?

— До утра?

Бл*дь… до конца жизни.

— Да.

Реально боюсь оставлять ее сейчас одну. Напридумывает хрени себе какой-нибудь, закроется, а вещи мои в окно выбросит. Но и мне перевести дух надо. Бомбануло-то обоих. Сам в а*уе полнейшем.

— Ладно, — кивает Настя.

Притягиваю к себе и прижимаюсь к теплым губам. Целую мягко, она разрешает, хоть и не отвечает. Не шевелится и, кажется, даже не дышит.

— Настя… — не знаю, что говорить, целую, все свои чувства вкладывая.

— Кирилл… дай мне времени немного… я в шоке.

— Я тоже, — смеюсь скрипуче.

Надеваю джинсы, водолазку, куртку и спускаюсь к машине за сигаретами. Курю, глядя в Настино окно. Там тень мелькает, наверное, чайник ставит. В груди вихрь, в черепной коробке кавардак, но все сейчас правильно. Уверен в этом, как никогда.

Докуривая, звоню Сане, сказать, что все в порядке. Он ржет надо мной, но голос вроде довольный. Отключается с напутствием «не про*би».

Возвращаюсь, стараясь не шуметь, тихонько раздеваюсь и прохожу в комнату. Настя уже переложила Ромку в кроватку и теперь разбирает диван. Молча ей помогаю.

— Я чай согрела. Будешь?..

— А ты?

— Я не хочу.

— Значит, и я не хочу.

Оба раздеваемся и ложимся спать. На Насте никаких кружев, простые розовые трусишки и белая маечка, а у меня все отзывается. Тянется к ней, как к магниту.

Вытягиваюсь рядом и поворачиваюсь набок лицом к ней. Она делает так же. Смотрит на меня открыто, я бы сказал, с любопытством.

— Что теперь будет, Кирилл? Что ты хочешь?

— Хочу быть с тобой.

— В каком формате?

— В самом серьезном.

Закусив губы, Настя пытается спрятать усмешку. Не верит.

— Дашь мне шанс?

— Это из-за Ромки? Хочешь, чтобы у него настоящая семья была?

— Нет и да.

— Оу… — подложив ладошку под щеку, хлопает ресницами, как кукла. Издевается, — все так серьезно, Греховцев? Может, влюбился в меня?

— Сказал же. Не веришь? — шепчу тихо, — насмерть…

Улыбается. Смотрит на меня всего, с ног до головы, будто глазам своим не верит. Затем, протянув руку, касается пальцами моих волос. У меня от удовольствия глаза закатываются.

Бля… приятно как!

Потом ладошкой по щеке проводит, а я как кошак об нее мордой тереться начинаю. Настя беззвучно смеется.

— С Кариной точно все? Мне сегодня так не показалось.

— Точно, Насть. Она с Маришкой в гости навязалась. Больше такого не повторится. Надо было раньше своим рассказать.

— Почему вы расстались?

Глубоко вздохнув, задираю лицо к потолку. Пздц, о чувствах сложно говорить.

— Потому что не хотел спать с одной, а представлять на ее месте другую.

— Случалось? — еле слышно, впивается в меня глазами.

— Не раз, — рублю правду — матку и добавляю то, о чем не признавался никогда даже себе самому, — даже в Москве.

Настя отводит взгляд, а потом вдруг резко переворачивается на живот и прячет лицо в подушке. Я накрываю ее собой. Зарываюсь носом в волосы. Дышу. Дышу ею жадно и надышаться не могу.

— Прости, Насть… хотя бы попытайся…

— Я попробую.

У нее получится. Нормально все будет, я верю. Перевезу их в свою квартиру, у Ромаша комната своя будет, Настю со временем на Загс уболтаю. Пусть тоже Греховцевой будет. Когда-то ведь она мечтала. Только…

— Насть…

— Ммм?..

— С Артуром же у тебя ничего? Ты же правду тогда сказала?

Она поворачивает ко мне голову. Серьезно смотрит в глаза.

— Ничего. Ни разу не было.

— Спасибо, — выдыхаю, сгребая ее в объятия.

Глава 54

Всю ночь я почти не сплю. Проваливаюсь в сон только к утру, а просыпаюсь от жары. Душно и непривычно тесно. В шею дышит Кир, одной рукой прижимая меня к себе, а пальцами второй ощупывая шрам от кесарева сечения.

Я не двигаюсь лишь мгновение, но, сообразив, что именно он делает, пытаюсь увернуться от его