О л я. Представляю, вот уж спектакль будет, когда в монастыре хватятся!

Л и н а. Пора. Потом места, Полинка, в вагоне не найдешь. (Протягивает ей руки). Ты умница. Счастливо тебе. Еще встретимся, когда все кончится.

О л я. К нам приезжай! Квартира большая. Папа будет согласен.

П о л я. Если бы не вы, девочки… Билет комсомольский тут оставлю пока, да? (Вынимает книжечку из кармана юбки).

Лина прячет ее в стол.

Спросить хочу, Лина… С чего мне там, дома, начинать?

Л и н а. Не знаю… Девчат угоняют в Германию. С этого, наверно? Чтобы прятались, разбегались. Кто сможет, в леса пусть уходят, к партизанам.

П о л я (обнимает сестер). Мы еще увидим жизнь, девочки, да? (Поспешно, чтобы не раскиснуть, уходит).

Л и н а (со счастливой улыбкой). Ушла…

О л я. Первая наша крестница!

Л и н а. Кто кому больше помог? Не знаю. (Ходит). Скорей бы уж он пришел! (Хватает книжку, пытается читать).

Затемнение.

Просцениум. Возникает ствол старого дуба и скамейка. Зарево киевских огней. На скамейке  Р и м м а.

Р и м м а. На этом не закончилась история Поли Загоруйко, не пропал ее след. Стала она партизанским врачом в лесах своей Черниговщины, а потом пошла вперед и вперед с медсанбатом танковой дивизии. До самой Праги. Я хочу непременно побывать в районе, где Полина Сергеевна заведует сейчас детским отделением больницы, больше узнать ее. Мы определенно в чем-то похожи с ней; я и боюсь этого, и радуюсь этому. Надо мне, наверно, до конца, во всем понять себя. На что способна я сама? Что и как будет, если вдруг жизнь проверит меня?

Снова квартира Горбачей.

Л и н а  стоя читает.

О л я. И ты даже не догадываешься, кто это может быть?

Л и н а. И знаю, и не знаю его. Так мне сказали.

Звонок. Лина стремительно выходит.

О л я. Кажется, я впервые боюсь за нее. Очень боюсь.

Возвращается  Л и н а  с  В о л о д е й  С а м ч у к о м.

С а м ч у к. Олененок, здравствуй. Три-четыре, улыбнись мне!

О л я. Ты?! Так это, значит, ты? Я так и думала!

С а м ч у к. А кто же еще? Разве я похож на привидение?

Л и н а. Перед нами сумасшедший, Оля. Вчера весь город заклеили его фотографиями. И вот, пожалуйста, — разгуливает по улицам!

О л я. Боже мой…

С а м ч у к. Да уж Кухля тут не подкачал. Взяли его — сразу и преподнес мое фотишко. Я присяду, Линок? (Устало опускается на тахту).

Л и н а. Стрелять в ателье? В центре города? Безумие!

С а м ч у к. Понимаете, совсем распугал я в парках этих павианов с их мамзельками. И еще газета расхвасталась: «Раскрыта, обезврежена шайка террористов…» Как опровергнуть? Мелочь всякую я в ателье пропускал. А тут — полковник со знаками генштаба! (Приваливается спиной к стене).

Л и н а. Тебе нужно убежище, Вова?

О л я. Останешься у нас!

С а м ч у к (вскакивает). Нет, мои хорошие. Проститься пришел.

Л и н а. Уходишь из города?.. На тебя это не похоже.

С а м ч у к. В партизаны. Отпущу бороду, заведу трубку, и станут меня величать в сводках Совинформбюро — гроза оккупантов, товарищ С.

Л и н а (ее словно пронзило). На плакатах этих написано: взяли заложников в соседних с ателье домах… Что будет с ними?

С а м ч у к. Злодея не найдут, их подержат-подержат и выпустят.

О л я. Ты должен сегодня явиться с повинной?!

С а м ч у к. Так задумал мой старый друг, гауляйтер Кох.

О л я. Когда последний срок?

Самчук молчит.

Л и н а (она уже все поняла). В двадцать два часа.

О л я. Сейчас — восемь. То есть двадцать часов.

Л и н а (потрясенно). Идешь туда, Володя?

С а м ч у к. Господь с тобой, Линочек! Этой ночью меня переправят в лес. (Протягивает руку). Простимся?

Л и н а (не принимая руки). Ты не пойдешь туда, Володя.

С а м ч у к. На явку не пойду?

Л и н а (страстно, но без единого жеста). Ты не имеешь права. Не имеешь права! Еще в школе, я помню, ты открыл что-то такое… с тобой переписывался сам Ландау! Ты станешь большим человеком в науке, твоя жизнь… (Умолкает под его взглядом).

С а м ч у к. Ладно, доложу командиру отряда, что меня, неповторимого, надо беречь.

Л и н а. Ты же сказал, — их, заложников этих, отпустят!

С а м ч у к. Поцелуемся на прощание?

Лина стоит не шевелясь.

Послушай, Лина. Еще там, в дарницком лагере, я сказал себе: кой черт в твоей физике, во всех науках мира, если миллионам наших детей эти сверхчеловеки разрешат знать только грамматику и таблицу умножения?!

Л и н а. Я люблю тебя, Володя. Всегда любила.

С а м ч у к. И я люблю тебя. Всегда любил. Просто все некогда было сказать.

Нелегко преодолеть им расстояние в три шага. Самчук медленно приближается, нежно целует Лину, она не в силах ответить, стоит, безжизненно уронив руки. Самчук не оборачиваясь уходит.

О л я. Он пошел туда?!

Л и н а. Там двадцать пять человек, среди них дети. Им осталось жить меньше двух часов, если… (Горько плачет). Все-таки он пришел ко мне, пришел…

Затемнение. На скамье  Р и м м а  и  К о с т я.

К о с т я. Наверно, Самчук возглавлял бы теперь у нас кафедру. Или стал бы директором института в академии. А в истории мировой физики рядом с его именем появилась бы новая строка! Выбор — это, пожалуй, весь человек. Можно ли оставаться человеком, если не сделал для других того, что должен был?

Р и м м а. Даже если цена тут — собственная жизнь?

К о с т я. А на что она тогда — без готовности к этому? Ты знаешь?

Слышны два длинных звонка.

Перемена света. Теперь звонки слышны в квартире.

Л и н а  лежит на тахте.

Л и н а (приподняв голову). Боже, сейчас, именно сейчас…

О л я. Я открою. (Берет костыли). Я смогу!

Звонки повторяются.

Л и н а. Иду. (Опережая сестру, идет к дверям).

Оля встает. Ей хочется выглядеть сейчас здоровой, сильной, и она, отставив костыли, опирается спиной о стену. Входит  С а в и ц к и й.

(На пороге). Еще раз повторяю: убирайтесь отсюда.

О л я. И чем скорее!

С а в и ц к и й. Я уйду. Скажите только, что с вами?

Л и н а (с вызовом). Вы долго искали встречи с Самчуком. Он только что был здесь. И ушел отсюда в гестапо.

С а в и ц к и й (вздрогнув). Я знал, что Володя это сделает.

Л и н а. Замолчите! Сейчас же замолчите!

С а в и ц к и й. Тебе, Лина, просила передать привет Вера.

Л и н а (ошеломленно). Вы?! Ты? (После паузы). Прости…

С а в и ц к и й. И ты меня.

Л и н а. За что?

С а в и ц к и й. Слишком осторожным был. Слишком самолюбивым.

О л я. Сядь, Миша.

С а в и ц к и й. Я приду завтра. Нам всем теперь тяжело.

Л и н а. Хорошо. Завтра.

Савицкий направляется к двери.

Нет, вернись!

С а в и ц к и й (берет ее руки в свои). Лина, старайся не думать об этом, ничего не представлять себе…

Л и н а (запрокинув голову). Миша, ты давно?..

С а в и ц к и й. История с моим исключением, с поминанием отца… В общем, все было сделано с моего согласия. Чтобы остаться с подходящей репутацией.