Когда Брендана Хьюза наконец выпустили из «Лонг Кеш» в 1986 году после 13 лет заключения, он сначала пришел жить в дом Джерри Адамса и его семьи в Западном Белфасте. Брак Хьюза развалился, пока он сидел за решеткой. От товарища по заключению он узнал, что Лили уже встречается с другим мужчиной. «Я вызвал ее в тюрьму и сказал, что нет никаких проблем, – впоследствии вспоминал он. – Она была молода и заслуживала свою капельку счастья. Она всегда говорила, что война у меня на первом месте, и была права. Я вел себя как эгоист. Пренебрегал собственной семьей». Выйдя из тюрьмы, Хьюз отправился в дом к Лили и пожал руку ее новому партнеру.

После многих лет, проведенных за решеткой, он удивился городу, в который вернулся. Все казалось другим. Иногда Хьюз гулял, ощущая себя словно во сне: старые улицы, которые он помнил, исчезли, а на их месте появились совершенно другие, новые. Однажды он заблудился в собственном районе, и какой-то незнакомец проводил его домой. Жизнь в тюрьме была в каком-то смысле комфортной – пусть монотонной, но предсказуемой. По сравнению с ней Белфаст казался шумным, резким и небезопасным. Хьюз вдруг понял, что ему неуютно среди больших скоплений людей. Он выходил в паб только после полудня, когда там было тихо.

Хьюз чувствовал, что Адамс занимается политическими маневрами, хотя он и не подозревал о зарождающемся мирном процессе. Хьюз все еще видел себя солдатом, Адамс же и всегда чувствовал себя политиком, а теперь стал им на деле. В Белфасте были места, где собирались суровые мужчины, и Хьюз мог прийти туда и посидеть как свой. А вот Адамс не мог, потому что и до того, как он начал отрицать свое членство в ИРА, его никогда не воспринимали как солдата. Но, несмотря на это, они всегда составляли единую команду, и Хьюз был предан своему товарищу. Возможно, Адамсу не хватало боевого духа, но Хьюз надеялся, что его собственная репутация помогает другу и он служит Адамсу «как физическая вооруженная сила движения». Если Адамса можно было сравнить с чертежником, то Хьюз являлся его инструментом. Быть может, он не вполне осознавал, насколько полезным это было для Адамса, но этих двоих всегда видели вместе: он сопровождал Адамса в поездках по стране, помогая создавать электоральную базу для Шинн Фейн. Адамс мог сколько угодно повторять, что не является членом ИРА, но для каждого имеющего глаза робость и нерешительность этого человека компенсировалась тем, что локоть к локтю с ним находился свирепый усатый Брендан Хьюз.

Хьюз отлично понимал, что его роль республиканской иконы – Дарки Хьюз, способный на яростный протест и голодовку, – может быть использована в политических целях. Освободившись из тюрьмы, Хьюз согласился совершить поездку в Америку, чтобы получить моральную и финансовую поддержку военной кампании. В Америке проживало больше ирландцев, чем в самой Ирландии. Эта демографическая аномалия была свидетельством осуществляющейся столетиями миграции, вызванной бедностью, голодом и дискриминацией. Американские ирландцы оказывали серьезную поддержку делу независимости Ирландии. Иной раз могло показаться, что в Бостоне или Чикаго вооруженная борьба находит больше горячих сторонников, нежели в Белфасте или Дерри. Романтическая идиллия революционного движения выглядит привлекательнее, если членам вашей семьи не грозит опасность быть разорванными на куски просто потому, что они вышли в магазин. Некоторые люди в Ирландии косо смотрели на «пластиковых пэдди»[82], которые выступали за кровавую войну в Ольстере, находясь при этом на безопасном расстоянии – в Америке. Но ИРА давным-давно использовала в качестве поддержки источники в Соединенных Штатах. Достаточно вспомнить, что несколькими годами ранее именно из Америки Брендан Хьюз возил винтовки «Армалит».

Хьюз отправился в Нью-Йорк Сити и встретился там с представителями Комитета помощи Северной Ирландии, иначе «Норэйд» (Irish Northern Aid Committee, или Noraid) – группой, собиравшей денежные средства. На этой встрече самоуверенный благотворитель, американец ирландского происхождения, сообщил Хьюзу, что Провос неправильно ведет войну. По мнению мужчины, нужно расширять спектр целей. Начать отстреливать всех тех, кто хоть как-то сотрудничает с британским режимом – любого, кто носит корону на своей форме.

– И почтальонов? – поинтересовался Хьюз. – Почтальонов тоже убивать?

И мужчина ответил, что, конечно, и почтальонов.

– Хорошо, – сказал Хьюз, – я через пару недель собираюсь обратно в Белфаст… Мы и вам билетик купим, поедете со мной, там вы сами будете отстреливать этих гребаных почтальонов.

Мужчина вручил Хьюзу чемоданчик, полный денег, – на «дело». Но чем больше они беседовали, тем больше не нравилась Хьюзу его политика. Хьюз все еще считал себя революционером-социалистом, но он обнаружил, что среди консервативных ирландских американцев, поддерживавших ИРА в 1980-е годы, социализм был не в моде. В конце концов, дойдя до точки, Хьюз пробормотал: «Не нужны мне ваши гребаные бабки!» Мужчина удалился, не забыв прихватить с собой чемоданчик.

Выйдя из тюрьмы, Хьюз снова приступил к активной работе в ИРА. Планируя операции, он колесил по обеим сторонам границы. Однако, общаясь во время этих миссий с добровольцами, он начал испытывать некоторое беспокойство и пока еще неясное ощущение того, что ИРА, возможно, следует больше заниматься политикой. Временами Хьюз спрашивал себя, а так ли, как раньше, он, солдат до мозга костей, нужен движению? Приехав в Дублин, он зашел в штаб-квартиру Шинн Фейн на Парнелл-стрит. Политическая активность била там через край. Хьюз огляделся, и его не покидало чувство, что в этой новой игре ему нет места: на самом деле он уже не является ее частью. Он посетил Симуса Твоми – бывшего начальника штаба ИРА, которого в 1973 году освободили из тюрьмы, использовав вертолет. Твоми был на три десятка лет старше Хьюза. Джерри Адамс и его люди оттеснили командира в сторону, выдавили из Военного совета ИРА. Теперь он одиноко жил в маленькой квартирке в Дублине. Увидев, в каких стесненных обстоятельствах Твоми проводит свои последние годы, Хьюз задал себе вопрос, почему движение не думает о пенсии. Когда несколько лет спустя Твоми умер, Хьюз вез его гроб обратно из Дублина в Белфаст. И, когда он прибыл туда, кроме жены Твоми, никто не пришел проводить старика в последний путь.

* * *

Через несколько дней после новогодних праздников 1989 года в семье Долорс Прайс и Стивена Ри родился малыш – мальчик по имени Финтэн Даниэль Шуга (просто Дэнни, как объявили на его первом дне рождения). Через год появился на свет и второй сын – Оскар, названный в честь Оскара Уайльда[83]. «Бедный парень похож на меня (я так думаю), но, возможно, он еще израстется, – писала Прайс подруге и спрашивала: – У тебя нет на примете няни?» Она была совершенно опьянена детьми, как говорил Ри, «кудахтала над ними». Симус Хини посвятил мальчикам стихотворение. Он написал его на японском веере, висевшем на стене в доме Ри. (Оно никогда не публиковалось.) Находясь в тюрьме, Прайс боялась, что у нее не будет ребенка, а сейчас она получила шанс на что-то похожее на нормальную жизнь. Семья обосновалась в Лондоне, но держали и дом в Белфасте. «Хочу, чтобы у них было ирландское детство и ирландский акцент, – говорил Стивен Ри о своих сыновьях. – На мой взгляд, нечестно было бы растить их английскими детьми».