Шрифт:
Закладка:
— И папа спился, — задумчиво ответил я за него. Лёнька только кивнул, недоумённо глядя на меня. — Сколько тебе было лет, когда на улицу попал?
— Тринадцать, — немного подумав, ответил Лёнька. — Меня сразу Маркиз приметил. Я же иностранные языки знаю, грамоте обучен. Да и морда, говорят, смазливая. Он меня в обучение взял.
— Понятно, — я повернулся к Макарову. — Именно поэтому вы на марвихеров настроились, Александр Семёнович?
— Среди них нет неграмотных, ваше величество. Чтобы в высшем обществе промышлять нужно хотя бы отдалённо напоминать дворянина. Или, на худой конец, чиновника с личным дворянством, — ответил Макаров.
— Н-да, такие кадры пропадают, — я задумчиво потёр подбородок. — Но как быть с их страстью к воровской романтике? Опять же «свобода» и подобные бредни, которые им сызмальства вбивают в головы… Ладно этот, с ним ещё можно поработать, он уже в таком возрасте к ним попал, что… — я замолчал и снова осмотрел настороженно следящего за каждым моим движением вором.
— Нужно просто сделать такое предложение, от которого они не смогут отказаться. Если к полевой работе не будут годны, то хотя бы как учителя в моей школе сгодятся, — и Макаров расплылся в блаженной улыбке. Вот же помешанный человек! Но это он, конечно, хорошо придумал, знать бы только, как на этих людей можно повлиять. — Собственно, поэтому я и попросил вас прийти и с Леонидом Ивановичем познакомиться. Возможно, именно вы, ваше величество, подскажете те самые слова, что заставят его отринуть воровскую жизнь и посвятить себя служению Родине.
— И всё-таки почему именно они? — я смотрел на Макарова вопросительно, стараясь понять его логику.
— Как показал пример Горголи Ивана Саввича, у наших дворян есть один маленький недостаток, — проговорил Александр Семёнович, не отводя пристального взгляда от нервничающего всё больше Лёньки. — Они частенько начинают ощущать неуместную щепетильность, коя способна навредить тщательно продуманному делу. Я ведь половину писем у мадемуазель Шевалье не нашёл; она успела их сжечь, пока я прибежал к ней в дом, терзаемый странными предчувствиями. А вот у Крюкова таких проблем не возникнет, он уже давно со своей совестью договорился. Да и навыки незаметно забирать нужные им вещи у марвихеров развиты на небывалом уровне. Они ведь не простые карманники. Если надо будет поближе к спальне оказаться, где дама в сейфе хранит драгоценности, то наш Лёнька и обольстить эту даму сумеет, и разговорить, если понадобится. Да, Лёня? Я всё правильно о тебе и твоих приятелях говорю? А то ведь могу ошибаться, мне так про вашу братию Архаров Николай Петрович поведал.
— О чём вы таком говорите? — прохрипел Лёнька.
— Александр Семёнович считает, что ты обладаешь нужными качествами, чтобы выполнять деликатные поручения на службе в его ведомстве, — я поднялся со стула и встал так, чтобы он видел только меня. Это вор почему-то странно на меня реагировал, смотрел, как кролик на удава, когда я к нему обращался. — Это странно, не слишком понятно, но возможно, чего уж тут. Наш Николай Петрович Архаров пользуется большим авторитетом у французского министра полиции Фуше. Они даже переписываются, советы друг у друга спрашивают по своей нелёгкой работе. Именно пример господина Фуше подсказал Александру Семёновичу идею попробовать взять вас к себе. — Я задумался. О своей гениальной идее мне Макаров вчера рассказал во время разборок со Сперанским, ставшим жертвой полицейского произвола и несогласованности в работе разных служб. — Николай Петрович нам эту историю как анекдот, конечно, рассказал, но Александр Семёнович всё же разглядел в ней некое зерно. Года два назад в полицию Парижа обратился некий господин Видок. Этого господина долго искали, чтобы на виселицу отправить за все его художества, но тот явился сам и, заявив, что хорошо с преступниками может бороться только преступник, потребовал себе работу. Он именно потребовал работу, представляешь? Жуткий нахал! Но Фуше почему-то решил принять его предложение. И неожиданно получил весьма неплохие результаты.
— Вы хотите, чтобы я помогал искать преступников? — Лёнька недоверчиво смотрел на меня.
— Нет, конечно, — я даже фыркнул. — У Александра Семёновича преступники очень интересные, и их искать не надо, они обычно не скрываются. Работать тебе предстоит, если согласишься, почти по специальности: обольщать дам, втираться в доверие господам, только вместо драгоценностей воровать секреты, особенно написанные в разных документах. А также слухи и разговоры. Да, работать предстоит в большинстве своём за границей. И получать за это жалование.
— Это невозможно, — прохрипел Лёнька.
— И я думаю, что это невозможно. Мы даже с Александром Семёновичем небольшое пари заключили. Лично я считаю, что проще переломать тебе все пальцы по одному, чтобы воровать больше не мог, и выкинуть на улицу. Мы же не душегубы какие, чтобы жизни всех подряд лишать, — сказал я насмешливо.
Вот теперь в его глазу плескался самый настоящий ужас. Нет, он не боялся умереть. Воры прекрасно знали, что могут закончить свой век на виселице. Но вот то, что я предложил сделать с его руками, это было для вора гораздо хуже смерти. Не зря раньше ворам кисть рубили и отпускали восвояси. Руки — это их рабочий инструмент, без них они никому не нужны, и участь у таких воров очень незавидная.
— Ну что вы, ваше величество, я думаю, что всё же смогу найти те слова, что заставят Лёню подумать над моим предложением, — мягко прервал меня Макаров. — Время у меня есть, всё равно с таким лицом его пока в люди выпускать нельзя.
— Что же, попытайтесь, Александр Семёнович, попытайтесь, — я с сомнением покачал головой. — Я первый принесу вам извинения, если у вас всё получится. Вытащив часы, я демонстративно посмотрел на них: — Я бы с удовольствием побыл здесь ещё, но время поджимает. Александр Семёнович, жду вас с докладом завтра. — Повернувшись к Лёньке, всё ещё смотревшему на меня, я
