В какую-то секунду мне кажется, что он это всерьез.

Всерьез решил, что в кабинете заклинило дверь, потому что глаза у Эрика действительно виноватые. Назаров ему верит!

Ну, или, может быть, не хочет спорить? В конце концов, это ведь сегодня Эрик утром, сидя на моей кухне, записывал приглашение для его подписчиков в той же инсте на этот несчастный эфир. И я держала телефон, между прочим.

Ну, ладно, сидел Эрик не на моей кухне. На Алинкиной. Но пока что в этой квартире живу я. Пока Алинке не стуканули, какими непотребствами я занимаюсь в её по-женски-холостяцкой кровати. Она мне припомнит — сколько месяцев мурыжила Акура, прежде чем допустила его на это священное ложе, и чем там занималась я.

Я дышу. Просто дышу, потому что если честно — все, что было сейчас, в запертой бухгалтерии, меня заставило ослабеть, потерять нить происходящего.

Что это значит — я все поняла правильно?

Какого хрена он меня хочет?

Он не опух ли, часом?

Вот только нет, кажется, Назаров уверен, что нет, не опух. Мне даже свою руку из его пальцев приходится выдирать, стискивая зубы.

От мудо-муженька мне достается косой, предупреждающий взгляд. Я все сильнее ощущаю себя разъяренной волчицей. И смотрю на него примерно так же.

Только прикоснись ко мне еще раз, мудак! Я сделаю из твоих яиц гребаную фритату! Один раз я, может, и потеряла контроль над ситуацией, второй раз тебе уже так не повезет.

— Дэннис, — Эрик покашливает, напоминая о себе, —  у меня есть еще две репетиции. И на обеих я должен присутствовать. Если вы не можете обеспечить начало съемки в оговоренное контрактом время, так, может, давайте разойдемся по своим делам? Только не забудьте про мою неустойку.

— Три минуты, и мы начнем, Эрик, — панибратски улыбается Назаров. Все-таки надеется что-то успеть мне сказать? Или что, у нас все настолько плохо, что хватает только на три минуты?

Не хочу проверять. При одной только мысли желудок очень хочет вывернуть меня наизнанку.

— Три минуты — это маленькая вечность, — скептично улыбается Эрик, — и потом, разве не вы русские говорите — быстрей начнешь, быстрее кончишь? Давайте начнем сейчас, мои поклонники не любят задержек.

Назаров вообще-то тоже их не любит.

Какого конкретного он однако поймал клина, раз полез ко мне до эфира. Или что это было, попытка примирения? Господи, и это после того, как в мой предыдущий день здесь он чуть при мне Людмилу не нахлобучивал. Волшебно!

Нет, я все сильнее начинаю думать — что я вообще в нем нашла, при таких-то коротких извилинах? Во что влюбилась? Хотя в школе фанатичное отбивание меня у всех мальчишек двух классов младше и трех старше казалось бравым героизмом. Как было приятно чувствовать себя дамой сердца! Пусть даже и рыцарь был так себе и регулярно оказывался бит…

Тогда он мне чем-то нравился. Боже, кажется, я начинаю понимать Алинку, которая всегда очень красноречиво морщится, когда вспоминает молодость и «первую любовь». Да. Теперь мне тоже стыдно...

— Хорошо, давайте начнем, только свет сейчас проверим…

И все-таки желание заработать на фанбазе Змея у Назарова перевешивает. Боже, благослови всех богов людской жадности, от души. Меня это очень радует.

Нет, все, дождусь Эрика с эфира, и ноги-ноги отсюда, к чертовой матери…

Пока наводятся последние штрихи перед эфиром, ставится свет, меняются кастрюли — чем-то Назарову не понравились те, что были — я нахожу Людмилу, которая с каким-то особенно осатанелым раздражением в туалете красит губы, и припираю её к стенке.

— Где мой расчет?

Судя по её взгляду — черта лысого она мне завернула, а не расчет.

— Денис ни о чем не распоряжался.

Интересно, а о чем вообще распоряжается Назаров?

— Люда, не тупи, ты что, хочешь, чтобы у меня был повод явиться к Назарову? Да еще и для встречи наедине? И вообще, ты главный бухгалтер или кто? Тебе нужны его распоряжения? Ты-то трудовой кодекс знаешь?

— Пошли! — тихо шипит Людмила и мимо холла, в котором мечутся, заменяя слишком яркую посуду, девчонки, мы проходим едва ли не на цыпочках. По двум причинам — чтобы звуковик не начал орать, да и чтобы Назаров не понял, что я хочу минимизировать все контакты с ним.

Расчет у Людочки и вправду оказывается уже подготовлен, я быстро черкаю подпись где нужно, запихиваю купюры во внутренний карман джинсовки и торопливо покидаю бухгалтерию, в которой мне с недавних пор липковато находиться…

Бежим обратно, посижу в гримерке, она ближе всего к двери. Конечно, во время эфира ни с кем особо не поболтаешь, но это всего полтора часа. Полтора часа до моего освобождения.

— Настя, — голос Эрика застигает меня, когда я уже почти прошла дверной проем, — иди к нам.

Не змейка, не ciliegina, а именно Настя?

Занятно. А то я уже было подумала, что он вообще не помнит, как меня зовут, и потому придумывает мне все эти дурацкие прозвища.

— А? — я заглядываю в студию, которая еще и кухня вдобавок. Вижу недовольную физиономию Назарова. Эрика, возмутительно красивого, непринужденно опирающегося на широкий кухонный стол.

Черт возьми, это с ним я спала этой ночью! Это с ним трахалась. Это от этих порочных губ у меня засос слева, под ребрами. Смотрю на него и сама себе не верю.

— Ты что-то хотел, Эрик?

Играть с ним в нейтральность — все равно что в пинг-понг. Я отбила подачу, красавчик, принимай!

— Иди к нам, — повторяет Эрик и для убедительности тыкает пальцем рядом с собой, — сюда.

И снова: «А?» — только теперь не озвученное. Меня? В студию? Перед камерами?

Лицо у Змея совершенно непроницаемое.

— Она не привыкла держаться перед камерой, — мрачно бубнит Назаров, пока я осторожно пробираюсь сквозь бастионы оператора и звуковика, пытаясь не запутаться в проводах.

— Бросьте, Дэннис, нет разницы, выходить на паркет в зале с двумя тысячами зрителей или выступать перед камерой, — Змей отмахивается, — я тебе говорю, вдвоем в кадре мы не создадим необходимой химии. Это же простейший маркетинг, секс продает, даже если это намек на него. Сними нас двоих вместе, и если один из нас не будет доминировать — это будет соревнование двух петухов или свидание двух геев. А поставь между нами девушку, и это уже будет интрига — по крайней мере в вопросе, кто из нас согревает этой красотке постель. И абсолютно плевать, даже если вообще никто. Главное — завести воображение зрителя.

Эрик, что ты мутишь?

Даже если! Между прочим, это из-за тебя у меня такие адские тени под глазами! 

Нет, определенная логика в его словах есть. И я давно предлагала Назарову дать мне какой-нибудь второстепенный план на его съемках, для большей живости эфиров, но он вечно морщился, кривился, говорил, что из всех моих идей эта — самая идиотская и бессмысленная.