Что ж, если это была галлюцинация, то коллективная — потому что серая армия внезапно схлынула. Только что я слышала тяжелое дыхание рыцарей, чувствовала исходящие от них кухонные запахи, видела их безумные глаза в полуметре от себя — и вот прямо перед мной Кобры расступились, образовав широкий проход, по которому неторопливо следовал полковник и его помощники.

— Помните, рыцари! Кобры не живут в неволе! — пронесся по Голландскому залу отчаянный призыв Главного Магистра. — Нам всем пора принять яд!

— Только массовых самоубийств мне тут и не хватало, — пробормотал полковник и махнул рукой куда-то в темноту коридора. Оттуда посыпались спецназовцы — уже не какой-нибудь там ОМОН, обученный разве что разгонять хилых демонстрантов с плакатами вроде «Мы больше не можем» и «Дайте поесть», а элитное подразделение по борьбе с терроризмом.

В зале стало совсем тесно. Суровые ребята в бронежилетах хватали поваров и официантов, не давая им пошевелиться, и тут же проводили скоростной обыск, отнимая у рыцарей смертельные ампулы со змеиным ядом.

Черный Пес яростно рычал, как мощный японский байк на старте, пытаясь вырваться из крепких объятий сразу двоих спецназовцев, которые зажали его в углу рядом с очагом.

Взревев из последних сил, он выдернул руку, выхватил из-за пазухи «Книгу Пряностей» и швырнул ее в гаснущий огонь. Но старинной бумаге, высохшей до хруста и пропитанной брызгами масла, было достаточно всего одной искры — толстый том моментально вспыхнул.

— Батюшки-светы! — застонала я, проталкиваясь сквозь толпу.

— О, нет, нельзя, это бесценный артефакт! — вторил мне Яков Матвеевич. Ему со своей коляской и вовсе было не протиснуться к очагу: в час-пик в поезде метро больше простора.

Спецназовцы окончательно скрутили Черного Пса, но было уже поздно.

Когда я добралась до камина, «Книга Пряностей» превратилась в пепел. Мое желание жить потухло вместе со сгоревшей уликой. Теперь никогда не удастся доказать, что это была та самая книжка, в пропаже которой обвинили моего Степочку… Всё, всё было напрасно.

— Ну почему плохие вещи случаются с хорошими людьми? — возопила я, горестно воздев очи к небу и обвиняя высшие силы, в которые я, впрочем, не верила, в предвзятом ко мне отношении. И тут в начищенном дне медной сковородке, висевшей возле очага, я увидела искаженное отражение Главного Магистра.

Старичок-лесовичок, на которого бравые спецназовцы, видно, не обратили особого внимания, крался вдоль дальней стены, явно намереваясь улизнуть на фоне всеобщей кутерьмы. Предводитель, призывавший своих последователей покончить с собой, похоже, совершенно не собирался прощаться с собственной жизнью. Хотя к его услугам здесь повсюду, на всех столах, были расставлены десятки, если не сотни, горшочков с ядовитыми пряностями. Вместо того, чтобы поедать ложками белладонну или угощаться волчьими ягодами, Главный Магистр уносил подальше ноги в плетеных сандалиях.

Ну уж нет. Только не в мою смену.

— Держите его! — крикнула я, бестактно указывая на подлого старичка пальцем. — Это он во всем виноват!

Полковник Орлов, который до сих пор внимательно рассматривал жареных бекасов, приподняв фольгу двумя пальцами, быстро обернулся и сделал знак своим коммандос.

Однако спецназовцев опередил майор Уточка. Самый ленивый полицейский на земле набросился на Главного Магистра, как будто тот был двадцатикилограммовой щукой, попавшейся ему на удочку, и остановил главу Ордена Королевской Кобры в шаге от спасительного выхода.

— Забирайте этих серых красавцев по обвинению в подготовке к террористическому акту, — распорядился полковник Орлов. — Оставьте мне тут байкера-Герострата — и вот этого божьего одуванчика в белом фартучке… Окей, и когда все випы разъедутся, пришлите сюда передвижную лабораторию. Возьмем на анализ подозрительные горшочки — вообще-то и эти вот птички под фольгой вызывают у меня сомнения… В общем, мне нужны тут химики и ботаники. И потише там в коридорах, когда поведете задержанных! Не мешайте президентам!

Через несколько минут Голландский зал опустел. Помощники Орлова очистили помещение от многочисленных Кобр. Сам полковник с интересом бродил по кухне, принюхиваясь к приготовленным рыцарями блюдам. Черного Пса и Главного Магистра заковали в настоящие, не капроновые и не бечевочные, наручники, усадили на стулья у дальней стены. И я наконец смогла задать двоим своим соседям вопросы, которые разрывали меня с тех пор, как я увидела их в дверях:

— Как вы здесь оказались?.. Почему?.. Зачем?…

— Мы как истинные рыцари — явились, чтобы спасти прекрасную даму, попавшую в беду, — обаятельно улыбнулся Яков Матвеевич. Он был великолепен в своем выходном, ослепительно белом костюме и нежно-розовой рубашке. — И, кажется, успели как раз вовремя.

— Но… Мне же никто не верил! Кроме вас, Яков Матвеевич, конечно… Володя, а ты-то что здесь делаешь? Ты же меня просто высмеял в последний раз!

— Прости меня, Люба. — Майор Уточка повесил кудлатую голову. Давненько я не видела его в форме полицейского — все больше в майке. — Я вел себя по-свински.

— Это точно! — строго сказала я.

— Пойми, трудно воспринимать всерьез человека, которого знаешь с пеленок, особенно если он рассказывает такие невероятные вещи… Особенно если именно ты их рассказываешь…

— Что значит — именно я? — угрожающе спросила я.

— Ну, Люба, не вынуждай меня называть вещи своими именами… — замялся Володя. — Я имел в виду, что если подключить к тебе детектор лжи, он взорвется через секунду от перенапряжения…

— Да врушка вы первостатейная, тетя Люба, вот что он хочет сказать, — подала голос Пантера. Она взгромоздилась на стол шеф-повара и болтала ногами в тяжелых ботинках, с любопытством следя за ходом нашей беседы.

Я проигнорировала наглую девицу и возмущенно обратилась к майору Уточке:

— Ах, вот ты как, Володя? Значит, я врушка? Да я на этот раз ни слова не выдумала!

— Знаю, Люба, теперь я все знаю, — быстро согласился Володя. — Благодаря Якову Матвеевичу.

— Значит, вы все же его вразумили! — с благодарностью повернулась я к Якову Матвеевичу.

— Скажем так: у меня нашлись убедительные доказательства вашей правоты, Любовь Васильевна, — наклонил голову Яков Матвеевич. — Помните павлина?

— Брошку, которую вы мне подарили? Блестящую птичку? — удивилась я. — Конечно, помню, а что?

— На самом деле — это скорее «жучок», чем птичка, — снова улыбнулся сосед. — Когда вы собирались пойти на вечернее заседание Ордена, я попросил Володю одолжить мне подслушивающее устройство, микроскопическое, с долгой зарядкой — якобы чтобы записать мяуканье эрмитажных котов для моей научной работы «Благотворное влияние живописи восемнадцатого века на умственное развитие и творческие способности представителей семейства кошачьих»…

— Вы и правду такое дурацкое исследование проводите? — не удержалась я.

— Святые небеса, нет, конечно, — успокоил меня Яков Матвеевич. — Однако Володя