Весь мой мир в очередной раз перевернулся, лишая возможности к привычному существованию. 

- Молись всем Богам, гнида, чтобы дожить до завтрашнего утра. - шипит за моей спиной Димыч. Остальные молча наблюдают за мной и за моей реакцией на происходящее. - Давай мы тут сами? Я притащу его живым, обещаю. 

- Нет. - отрицательно качаю головой и прицеливаюсь. - Он мой. 

Раздается выстрел, а потом стон, который разливается симфонией для моей души. Тварь, называющая себя человеком падает на колени, громко матерясь. 

- Я буду отрезать тебе по пальцу за каждую слёзу Вероники. - в миг оказываюсь рядом, хватая его за волосы и таща к дивану. - Минутка ностальгии закончилась. Настало время, чтобы поговорить на чистоту. 

- Мне есть, чем тебя порадовать. 

Он прижимает руки к кровоточащей ране, пытаясь остановить кровь. Вот только зачем? Этими нескладыми, нелепыми движениями кровотечение не остановить. 

- И не сомневаюсь. Димыч, оставьте меня с ним наедине и вызовите медиков. - злорадно усмехаюсь. - Он не умрет так просто. 

- Я должен связаться с начальством, Власов. 

- Ну, ты свяжись. - раздражённо дергаю плечами, не сводя взгляд с шипящего от боли Ивана. - Просто добавь, что с его стороны было оказано сопротивление, пришлось применить силу. 

- А ты не меняешься, да? - ехидно бросает мразь. 

- Заткнись или, для равновесия, прострелю и вторую ногу. - морщусь, наблюдая, как вязкая жидкость торопливо стекает на пол. 

Надо поторопиться, иначе он сдохнет. 

Пришлось потратить еще несколько долгих минут на уговоры Давида, который наотрез отказывался отставлять меня наедине с Жезняковым. Второй, видимо, наслаждался устроенным в его честь представлением. Отчего бы ещё он стал давить лыбу в таком состоянии? 

Выдворив, наконец, всех возмущающихся из проклятого подвала, притащил кресло ближе к дивану. Сев так, чтобы иметь возможность собственными руками придушить ублюдка при желании и  произнес: 

- Начинай рассказывать, Ваня. Зачем было подставлять Некрасова, если, в итоге, ты говоришь, что он отобрал у тебя всю славу? 

- Это было весело. - фанатично улыбается Жезняков, крепко зажимая рану. Его ладони были полностью покрыты алой кровью. - А потом стало скучно. 

- Ты же понимаешь, что звучишь как малолетний придурок? 

Какого хера я вообще сейчас сижу и разглагольствую с мразью, хладнокровно убивающей девушек? 

- Власов, ты меня не поймешь, зачем я буду тебе что-то объяснять? - хмуро смотрит на меня, склонив голову. - Хотя... Ощущения, что я испытал в свой первый раз, не передать словами. Они все так похожи, когда умоляют меня остановиться, прекратить их мучения... Но, знаешь, это забавляет. Одна из них, Настенька, молчала, представляешь? Она стойко выдержала два дня, а потом, увы, скончалась от обильной кровопотери. 

- И тебе этого было мало? 

- Я хотел достичь максимума. Превзойти себя, чтобы они... 

- Заткнись. - грубо прерываю эту мразь, поднимаясь на ноги. - О своих идеалах будешь рассказывать ментам. Я хочу знать, почему ты выбрал меня и где сейчас Вероника. 

- Вероника... Ника... - самодовольно произносит, растягивая гласные. - Увы, мертва уже месяца два, наверное. 

Меня в очередной раз скручивает дикая, безумная ярость, а желание разорвать Жезнякова, в буквальном смысле, застилает разум. Я на миг ощутил себя быком, перед которым развесили огромную красную тряпку. 

Вероника, которую я искал, о которой я запрещал думать себе в ключе умершей, была мертва. Не все эти восемь лет, а всего несколько месяцев... 

Собачкой... Эти мрази считали её собачкой. Мне страшно представлять, что именно терпела и переживала моя малышка все эти годы. 

- Мертва? - все ещё надеясь, что сказанное Иваном блеф, переспрашиваю. 

- Да сдохла она, Власов, сказал же. 

Я молча достаю нож, который был спрятан под курткой в напояснике. Также молча хватаю ладонь этой гниды, фиксирую её на подлокотнике и, собрав всю силу в кулак, обрушиваю лезвие на его пальцы. 

Он кричал. Истошно, дико... Так кричат животные, когда из загоняют в угол и начинают неторопливо забивать, растягивая удовольствие. Иван кричал как свинья, которой отсекли одну из конечностей. 

- Прости, я хотел избавить тебя от одного пальца, но... - наигранно вздыхаю и смахиваю на пол два огрызка, которые еще мгновение назад были частью кисти. - Я хочу постичь тоже самое, что и ты, когда измывался над девчонками. С чего бы начать? 

Наверное, со стороны я похож на психа, который улыбается, смотря на слёзы сидящего напротив него мужика, который не знает, хвататься за простреленную ногу или за покалеченную ладонь в надежде избавиться от боли. 

Боится унижений, но любит унижать? 

Что же, я постараюсь вдоволь насладиться его страхами. 

А потом найду и заживо похороню Косого. За Нику. За Анюту. 

За все оборванные жизни.