– Нет-нет, Пьер, не утруждайтесь.

На этот раз она надела парик, и Олег смог смотреть на неё, не борясь с дурнотой при виде просвечивающего скальпа.

– Выглядите прекрасно, Александра Юрьевна.

Старуха склонила голову и зарумянилась. Олег похвалил себя за грубую, но отлично вписавшуюся лесть.

– Угощайтесь, Пьер.

Она выставила на стол давешние чашки, кофейник и цветное стеклянное блюдо с сухим печеньем. По запаху печенье напоминало собачий корм, зато когда Венкерова подняла крышку кофейника, оказалось, что внутри поблёскивает горячий шоколад.

– Сливки?

– Благодарю.

На миг Олег подумал, что туда может быть подсыпано что-то дурное; что не следует так послушно глотать подсунутое пойло… Но после первого же глотка он сказал себе, что старуха ничего не подозревает, и травить его ей совершенно не с чего.

– Шоколад восхитителен.

Тон у него получился под стать напитку: мягкий, бархатный, тягучий. Венкерова зарумянилась ещё пуще.

– Благодарю, Пьер. Пейте, пейте. Да, одинокое житие приучает к своим маленьким удовольствиям… Так… – Она изящно отложила ложечку, растянула подкрашенные малиновым губы. – В прошлый раз мы говорили о…

– О том, что является для вас великим сокровищем, – предупредительно подхватил Олег.

– О да. – Старуха посерьёзнела. – Пьер, я показала ваши бумаги своему хорошему другу. Он уверяет, что всё в порядке.

Видимо, либо этот друг не так хорош, как кажется, либо не знает о существовании графических редакторов. Впрочем, на это они с Катей и рассчитывали; и это было ключевой слабостью плана. Но Олег верил в поддержку Изольды и остальных – правда, даже не представляя, как они смогут повлиять, – и надежда оправдалась.

Впрочем, в глазах Венкеровой всё ещё светилась толика недоверия. Что, в принципе, нормально: кто со второй встречи поверит человеку, предлагающему деньги за драгоценное барахло?

Олег опёрся о подлокотники кресла, сложил пальцы аркой и подался вперёд. Проникновенно, размеренно произнёс:

– Александра Юрьевна. Я отвечу на любые ваши вопросы. Я готов предоставить любые документы, любые гарантии.

– Я верю вам, Пьер, – мягко отозвалась Венкерова.

Она откинулась в кресле; спинка скрипнула, а луч из-за чуть раздвинутых гардин упал так, что половина морщинистого лица оказалась на свету, половина – в кромешной тьме. Когда старуха вновь заговорила, половина её рта показалась Олегу дырой, в которую засасывало слова и воздух.

– Но я хочу, чтобы мы с вами встретились ещё раз, прежде чем я смогу назвать… показать… эту вещь. Это мой внутренний барьер, если хотите. Прихоти и страхи старости…

Олег покивал и чуть отодвинулся, показывая, что понимает и уважает такой подход.

– Я надеюсь, вы не в обиде на меня.

– Разумеется, нет. Александра Юрьевна… Вы оказываете нашему бюро честь, сотрудничая с нами. Как я могу требовать от вас скоропалительных решений?

Слово «требовать» оказалось не самым удачным; само вырвалось изо рта. Изольда осуждающе вздохнула. Олег мысленно выругался. От окна веяло свежестью, но в комнате всё равно стояла сухая, тяжёлая духота. Соображать в ней было сложно, хотя и проще, чем в прошлый раз.

Старуха улыбнулась.

– А пока вы можете дорассказать ту историю о японском сервизе вашей тёти Нелли.

– О, конечно, – с облегчением кивнула Венкерова, подвигая Олегу блюдо с печеньем. – Как же подкупает, когда собеседник так внимательно слушает твои слова.

Олег чуть поклонился и улыбнулся.

– Впрочем, не мне вам об этом говорить, Пьер. Лаской и лестью вы наверняка выманили не одно сокровище у одиноких старух…

Она глянула косо и остро. Только заторможенность от духоты и вновь навалившейся головной боли не позволили Олегу среагировать мгновенно. Непроницаемая улыбка застыла на лице; а когда он сообразил, что к чему, Венкерова уже опять растянула губы и щебетала, размазывая по печенью масло. Серебряный, давно не чищенный беззубый нож так и мелькал в её руках.

Тётя Нелли, нянюшка Поппи, сказки с попаданием в прошлое, семья дядюшки Альберта, приезжая сиротка, чемоданы, мокрые следы на паркете, осколки вазы, трещинки на блюдце, бахрома на ковре… От подробностей чужих жизней кружилась голова. Олег смотрел на Венкерову, но взгляд неумолимо терял фокус, мысли расползались, и временами, когда щёк касался спасительный сквозняк, он ловил себя на том, что смотрит не на, а сквозь: в бордовые лакированные створки шкафа и глубже, в то, что скрывают эти стены, эти ящики и антресоли, эти суеверия, истории и наслоения прошлого…

Слишком много если: если сработает инстинкт доверия пожилых одиноких женщин; если у неё не окажется внуков, способных распознать подделку и разузнать о «Флаинг унд Паппс»; если у неё не окажется подруг, которые настроят её против внезапного антиквара; если она сама вдруг решит позвонить по указанному на гербовых бумагах номеру и поверит девушке, имитирующей офис-менеджера, а по факту являющейся Катей… Если Катя сможет ответить на этот звонок и сделает это достаточно правдоподобно.

Если, если, если.

…Олег уходил с гудящей головой, напичканный историями, словно набитый мешок. Потяни за тесёмку горлышка – и посыплются, как горох, как песок… Где-то он уже слышал это сравнение – про мешок. Это тоже было связано с куклами. Да… Точно… Эдда Оттовна. Тот первый вечер в Клубе поэзии. Я набита стихами, как мешок… Я не пойду в театр кукол…

С какого-то момента вся жизнь оказалась связана с куклами. А, может, так и было всю жизнь.

– Вы меня совершенно очаровали, – с улыбкой вздохнула Венкерова, провожая Олега. В ответную улыбку он вложил все свои чувства, всю жажду добыть Арабеллу, всю злость, густо припудренную льстивой обходительностью. Весь свой стыд по поводу этого пышного, отвратительного, шитого белыми нитками обмана.

Впрочем, на последнее ме́ста приходилось совсем немного.

* * *

Когда Олег явился к Венкеровой в третий раз, старуха с порога церемонно протянула руку, до локтя обтянутую шелковистой, цвета несвежего крема перчаткой.

Совсем свихнулась, заигравшись в старый роман. Он на секунду растерялся. Все виденные сценки подобной тематики говорили, что руку надо поцеловать. Но… реально?

– Ради Арабеллы, – шепнула Изольда.

Олег мелко кивнул и поднёс перчатку к губам.

– Рад вас видеть, Александра Юрьевна, – мягким, глубоким голосом поздоровался он и вынул из-за спины букет, в котором было поровну свежих бутонов и сухоцветов.

Венкерова приняла цветы, но не понюхала, не подняла к лицу и не зарылась носом. Даже не рассмотрела. Несколько секунд она не сводила с Олега огромных, распахнутых глаз. А потом расплакалась. Крупные слёзы закапали на лепестки. Он совершенно растерялся, но тело, голос, руки сработали за хозяина: подхватили, приобняли, завели в прихожую, захлопнули дверь.

– Александра Юрьевна…

Она плакала навзрыд, стянула