Не всех людей Христос нашел на земле. Многие уже ушли в шеол, в смерть. И тогда Пастырь идет за потерявшимися овцами вслед за ними — в шеол, чтобы и там, в бытии после смерти, человек мог находить Бога: «Умирая, Я следую за тобой»[366]. Христос проливает кровь не для того, чтобы умилостивить Отца, переменить Его отношение к людям с гневного на милующее и дать Ему «юридическое право амнистировать» людей. Через пролитие крови Он, Его любовь, ищущая людей, получает возможность для входа в мир смерти. Не как Deus ex machina врывается Христос в ад, но Он входит туда, в столицу своего врага, естественным путем — через Свою собственную смерть. Христос мучительно умирает на Кресте не потому, что Он приносит жертву диаволу, — «Он раскинул руки Свои на кресте, чтобы обнять всю вселенную» (св. Кирилл Иерусалимский. Огласительные беседы. 13, 28).

Жертва Христа — это дар Его любви нам, людям. Он дарит Себя, Свою Жизнь, полноту Своей Вечности нам. Мы не смогли принести должный дар Богу. Бог выходит навстречу и дарит нам Себя.

Богочеловек Себя пожертвовал людям, подарил Свою жизнь нам — не чтобы Ему умереть, но чтобы нам жить в Нем. И поэтому христианское жертвоприношение, Литургия, совершается со словами: «Твоя от Твоих Тебе приносим за всех и за все». Мы теперь Богу приносим не свое, а Богово. Не со своей кровью мы подходим к алтарю. Мы берем плод лозы, взращенной Творцом. Чаша вина — вот то, что от нас в Литургии (плюс наши сердца, которые мы просим освятить). И мы просим, чтобы этот, первый дар Творца, дар лозы стал вторым Даром — стал Кровью Христа, стал пропитан Жизнью Христа. От Твоих людей, от Твоей земли мы приносим Твою же Жизнь Тебе, Господи, потому что Ты ее дал нам для всех и для избавления от всякого зла. И мы просим, чтобы Твоя Жизнь, Твоя Кровь, Твой Дух жили и действовали в нас. «Господи, ниспосли Духа Твоего Святого на нас и на предлежащие Дары сия», — просит вершинная молитва Литургии.

Мы приносим Богу, к алтарю символ Завета — вино и хлеб. А взамен получаем Реальность. «Со страхом Божиим, любовию и верою — приступите».

Должный дар Богу — это такой, который позволяет глубиной своей совести быть с Богом. Мы — непостоянны. Поэтому взлеты религиозного, покаянного или радостно-славословящего чувства мы оставляем и возвращаемся на путь служения плоти. Но «Христос вчера и сегодня и во веки Тот же» (Евр. 13, 8). И поэтому «Он не имеет нужды приносить жертвы ежедневно, как те первосвященники, ибо Он совершил это однажды, принеся в жертву Себя Самого» (Евр. 7, 27).

Жертву Христа нельзя и не имеет смысла повторять: «Христос вошел не для того, чтобы многократно приносить Себя, иначе надлежало бы Ему многократно страдать от начала мира; Он же однажды, к концу веков, явился для уничтожения греха жертвою Своею» (Евр. 9, 24–26).

Аватары-«Спасители» Индии вынуждены приходить регулярно. Каждый раз, когда в мире затмевается память кармического закона, они должны приходить и напоминать о нем. Они говорят о космическом круговороте, и в этом круговороте должны принимать участие сами. Но в Библии — линейная история; каждое мгновение времени единично, уникально и ответственно. В библейском времени возможны неповторимые события. Самым важным из них и был приход Христа. Христос воздействует не на рассудок, не на память людей — и поэтому плод Его пришествия несравнимо глубже. Собою Он изменил вообще всю космическую структуру. Потому что Он пришел не с книгами и «не с кровью козлов и тельцов, но со Своею Кровию, однажды вошел во святилище и приобрел вечное искупление… Кровь Христа очистит совесть нашу от мертвых дел, для служения Богу живому и истинному» (Евр. 9, 14). Теперь — «имеем дерзновение входить во святилище посредством Крови Иисуса Христа, путем новым и живым» (Евр. 10, 19).

Если бы в то святилище, где человек обретает Бога, можно было войти путем жертв, совершаемых самим человеком, то можно было бы предположить позитивное значение иных, внехристианских религиозных путей. Если бы в это святилище человек входил посредством расширения своего знания о Реальности, то есть путем накопления гнозиса, то можно было бы ожидать появления новой религии, учитывающей «эволюцию достижений человеческой культуры». Но вход в это святилище Бог обусловил иным: Своей любовью и Своей жертвой. Она уже принесена. Однажды и вовеки.

Не надо бояться необычности Божия решения. Не надо убегать от Христа и Его Церкви в Шамбалу, в Индию или в «Третий Завет». Бог уже давно ждет нас рядом с нашим домом в обычной приходской церквушке на соседней улице, где каждое воскресное утро совершается Таинство Любви. Та Любовь, что некогда зажгла и сдвинула Солнца и светила, искрится и в маленькой Евхаристической чаше: «И Евхаристия как вечный полдень длится. Все причащаются, играют и поют. И на виду у всех Божественный сосуд неисчерпаемым веселием струится» (О. Мандельштам)…

Зачем ходить в храм, если Бог у меня в душе?

У каждого из нас есть знакомые и даже родные люди, которые с недоумением смотрят на наши сборы в храм. На их лицах написано глубокое непонимание, а порой и возмущение. Иногда оно изливается в слова: «Ну ладно, ударился ты в веру, пусть уж. Но зачем же в храм-то ходить, столько времени и сил на это тратить?! Вот я, к примеру, тоже верующая. Но я верю в душе. Бог у меня в душе, и мне не нужны никакие внешние ритуалы. Да вспомни, как недавно сатирик Михаил Задорнов сказал: „Для общения с Богом мне не нужны никакие посредники!“»[367]

Как пояснить таким людям наше поведение? Как всегда, есть два пути: нападения и защиты. Критика подобного рода житейской «философии» не трудна. В конце концов, толики здравого смысла достаточно, чтобы понять, что общество, в котором шуты (по нынешнему — «сатирики») воспринимаются в качестве экспертов в области богословия и духовной жизни, весьма больно. Болеет оно как минимум утратой чувства юмора: оно уже не способно смеяться, видя, как шут залезает на проповедническую кафедру… Нынешнее общество считает серьезным то, над чем потешались наши предки в масляные недели…

Не стоит серьезного отношения и заверение в том, будто у наших нецерковных «христиан» «Бог в душе». Да, конечно, такое состояние является