этом. Он обращался к шее и оставлял при ней два ребра с одной стороны и два ребра с другой, отрезал и передавал тому, кому она выпала на долю, а дыхательное горло, сердце и легкие висели на ней. Он обращался к левой стенке и оставлял при ней два мягких ребра сверху и два мягких ребра снизу и столько же оставлял у другой стенки; он отрезал ее и передавал тому, кому она выпала на долю, а позвоночник с нею и селезенка висит на ней. Он обращался к хвосту, отрезал его и передавал тому, кому он выпал на долю, а курдюк, палец печени и обе почки с ним. Затем он брал левую заднюю ногу и отдавал тому, кому она выпала на долю. Ока-зывается, все они (участники жертвоприношения) стоят рядом с жертвенными членами в руках; первый с головой и задней ногой: голова в правой руке, нос обращен к верхней части руки, рога между пальцами, место зареза наверху и тук над ним, а правая задняя нога в его левой руке с местом кожи наружи; второй с двумя передними ногами: правая в его правой руке, а левая в его левой, и их место кожи снаружи; третий с хвостом и ногой: хвост в правой руке, курдюк свешивается между его пальцами, а палец печени и две почки с ним, а левая задняя нога в левой руке…» Всего так стоят 9 участников утреннего жертвоприношения. Они отправлялись и клали свои доли на нижней половине кевеша к западу, солили их, сходили, приходили в камеру газит, чтобы читать Шема (утреннюю молитву) (Талмуд. Трактат Тамид гл. 3,3–4,3)[361].

Понятно ли теперь, почему Христос не был иудейским священником, почему Тот, Кто Себя принес в жертву за грехи всех людей, Кто Сам был Первосвященником, был лишь мирянином?

Наконец, помимо ежедневных, малых жертв, ритуалы Ветхого Завета предписывали совершать и жертвы всесожжения, то есть такие жертвоприношения, при которых части жертвенного животного не раздавались людям, участвовавшим в служении, но все тело животного сжигалось. Предназначенный для этого жертвенник всесожжения имел 30 локтей ширины и 15 — высоты. «Вечный огонь горел на нем. Это был не очаг, а целый пожар. Представьте себе треск, свист, шипение огня на таком жертвеннике. Представьте себе почти циклон, образующийся над храмом. По преданию, он никогда не гас даже от дождя. Тут сжигали целых быков, не говоря уже о множестве козлов и баранов. Вообразите, какой стоял запах гари и сала — если от одного шашлыка на Востоке несется чад на несколько улиц! По Иосифу Флавию, на Пасху закалывалось 265 тысяч агнцев… Порою священники ходили по щиколотку в крови — весь огромный двор был залит кровью. Со слабыми нервами сюда нечего было идти. В праздник кущей в 1 день приносилось 13 быков. Ветхозаветный культ принудительно устрашал своей огромностью», — дает свящ. Павел Флоренский картинку ветхозаветного культа[362].

Это общий закон Моисеева ритуала: помазание кровью и кропление кровью. Приблизительно как у нас помазание маслом и окропление святой водой. И как в «практическом руководстве для православных пастырей» рассказывают о том, как держать младенца при крещении, чтобы не повредить ему, так в иудаизме хранятся инструкции по убийству животных. Наш священник кропит водой, еврейский кропил кровью. Оттого «иудаизм в диаспоре распространялся тем легче, что культовая практика сосредоточилась только в одном храме — Иерусалимском, и потому за пределами Иерусалима иудаизм фактически стал религией, не приносящей в жертву жи-вотных»[363].

И вот вся эта внешняя мощь и стихийность древнего культа заменяется вознесением кусочка хлеба и чаши вина… Количественная величественность культа ветхозаветного как бы сжимается в качественную напряженность культа новозаветного. «Христианство бесконечно сгущеннее иудейства и окончательно отвечает на законные (ибо „без пролития крови не бывает прощения“ по слову Апостола) запросы иудейства; но иудейство непрестанно пытается удовлетворить свои запросы временными, и потому недостаточными, средствами»[364].

И потому уже в зените Ветхого Завета Бог начинает отучать людей от этих жертв. «Жертва Богу — дух сокрушен», — открывается Псалмопевцу. Амосу говорится: «Ненавижу, отвергаю праздники ваши, и не обоняю жертв во время торжественных собраний ваших. Если вознесете Мне всесожжение и хлебное приношение, Я не приму их» (Амос. 5, 21–22). О том же слышит Иеремия: «Всесожжения ваши неугодны, и жертвы ваши неприятны Мне» (Иер. 6, 20). И Исайя передает своему народу: «К чему Мне множество жертв ваших? говорит Господь. Я пресыщен всесожжениями овнов; и крови тельцов и агнцев Я не хочу. Не носите больше даров тщетных; новомесячий и суббот, праздничных собраний не могу терпеть: беззаконие — и празднование! Ново-месячия ваши и празднования ваши ненавидит душа Моя; они бремя для Меня; Мне тяжело нести их. И когда вы простираете руки ваши, Я закрываю от вас очи Мои: ваши руки полны крови. Омойтесь, очиститесь; удалите злые деяния ваши от очей Моих; перестаньте делать зло[365]; научитесь делать добро; ищите правды; спасайте угнетенного; защищайте сироту; вступайтесь за вдову» (Ис. 1, 11–17).

Наконец, наступает время Нового Завета. Если раньше к Богу в жертву пригоняли стада быков и овец, то теперь Бог Сам пришел к людям со Своей Жертвой, со Своим даром.

«Первосвященник входит во святилище с чужою кровью» (Евр. 9, 25), Христос же пришел — «со Своею Кровию» (Евр. 9, 14).

Человеческие усилия взобраться к Богу, человеческая готовность выдавливать из себя и из животных кровь по капле ради того, чтобы ее ручеек вопиял от земли к небу, оказались тщетны: «Закон никого не довел до совершенства» (Евр. 7, 19). Жертвы Ветхого Завета «не могут сделать в совести совершенным приносящего» (Евр. 9, 9). В самом деле — принесение жертв есть движение потревоженной совести, есть смутное ворочание покаянного чувства, ощущение ненормальности своей жизни. Но после принесения жертвы так ничего и не менялось. И потому возникала необходимость новых и новых жертв, и потому жертвы были ежедневными. Трупы животных не могли заполнить пропасти, разверзшейся между Богом и человеком.

Но пришел Христос, Агнец Божий, вземлющий на Себя грехи мира. Не юридическую или нравственную ответственность за грехи людей перед лицом Отца взял на Себя Христос. Он принял на Себя последствия наших грехов. Ту самую ауру смерти, которою люди окружили себя, изолировав себя от Бога, Христос заполнил Собою. Не переставая быть Богом, Он стал человеком. Люди далеко ушли от Бога, невольно пододвинулись к небытию — и туда, к той же границе небытия свободно подошел Христос. Не приемля греха, но