Я видел крошек, которые крепко сидели на мохнатых пони с Оркадских, Гебридских или Шетландских островов. Этим девочкам еще не дают поводьев, но у них уже есть голова на плечах и отвага в сердце.

—Мама,— сказала одна семилетняя малышка,— мне кажется, вы сегодня нервничаете: возьмите моего пони, а я сяду на лошадь Чарли!

Лошадь Чарли, ее брата и гвардейца, была непростой даже для мужчины. Но в голосе его сестры не было страха, а только решимость: и она как сказала, так и сделала бы!

Летучий эскадрон амазонок мелькает в просветах между деревьями, юбки развеваются, щеки румянятся от скачки и свежего воздуха, слегка растрепавшиеся волосы создают светлый ореол вокруг лиц — что может быть прекраснее такого зрелища?

Сезон достигает своего апогея, как солнце, во второй половине июня. Все в городе, никто не уехал. В гостиницах нет мест, буржуа превращают свои солидные дома в меблированные комнаты. Сдавая их, изобретательные люди зарабатывают за два месяца столько, что им хватает на целый год.

«Делать деньги! Make money!» — вот девиз английской жизни! Это цель всякого чистокровного англичанина. Те, кто думает иначе, уже наполовину не англичане, они люди более мелкой породы.

На эти три месяца, которые значат для них больше, чем весь год, в Лондон съезжаются не только аристократы, но и все европейские дилетанты или, лучше сказать, все богатые и праздные. Да и что это за состоятельный и досужий человек, если он не провел в Лондоне хотя бы один сезон? Молодая подвижная Америка, которая поставляет нашей старушке-Европе часть своей молодежи и своих средств, каждый год направляется в Англию, чтобы оттуда перебраться в Италию или во Францию. Молодые люди любят проводить зиму в удовольствиях и праздниках. Но начинают они с Лондона, Лондону достается первая дань и последняя, ибо возвращаться на родину они будут опять-таки из английского порта. Таким образом, Братец Джонатан[69] получает возможность побывать на двух сезонах.

Раз начавшись, всеобщее движение ускоряется, надо только следовать его течению: это чудесное, энергичное движение, с которым у нас в Европе ничто не сравнится и сопротивляться которому невозможно.

Все, что способно привлечь людей, сосредотачивается вЛондоне на время сезона так, как будто сезон и есть цель и смысл существования.

Именно к сезону была открыта Всемирная выставка, которая стала постоянной. Считается, что эта выставка будет притягивать к себе народы со всех концов планеты.

В сезон устраиваются художественные выставки. Живописцы и скульпторы представляют свои работы в Королевской академии (Royal Academy), которую построили неподалеку от королевской резиденции, в начале улицы Пикадилли, то есть в самом оживленном и фешенебельном квартале.

Именно во время сезона вступает в права новая мода, и молодые леди примеряют наряды, пошитые как в Англии, так и за ее пределами.

Все, кто верит, что придумал нечто новое, являются вЛондон, чтобы выставить свое изобретение на суд людей, одновременно просвещенных и практичных.

И не думайте, что это бесподобное движение ограничивается только Англией! Сегодня, кажется, уже весь мир стремится к той же цели. Все изобретатели, все, кто создал что-то интересное, любопытное, по-настоящему новое, или, как говорят в Англии, genuine, устремляются в Лондон и выбирают самый разгар сезона, чтобы одним ударом завоевать всемирную известность.

Промышленность, предприятия по производству предметов роскоши, а также те, что имеют отношение к изящным искусствам, считают, что не попасть в Лондон во время сезона и не показать свои новинки — смерти подобно.

Благодаря деловому мышлению и активности, по природе своей честным и открытым, в непрерывной борьбе между странами, борьбе беспощадной и составляющей основу современной экономики, Англия сумела лучше, чем какая-либо другая страна, воспользоваться нашей слабостью, упадком тех отраслей, в которых мы всегда считали себя монополистами.

Оставаясь центром международной торговли, Лондон становится тем, чем раньше был Париж, а именно столицей моды.

Венеция выставляет в Лондоне свои лучшие изделия из стекла и мозаику.

Флоренция — изделия, инкрустированные эбеновым деревом и слоновой костью.

Петербург и Москва — малахиты прекраснейших расцветок.

Даже до Ближнего Востока докатываются слухи о невероятной английской жизни, и Восток находит способ уже к началу сезона открыть в самых богатых и красивых кварталах города роскошные магазины, где выставляется все, что, возбудив желание и любопытство, может заставить раскошелиться. В этих магазинах Кашмир разворачивает свои самые тонкие и шелковистые ткани, Камчатка предлагает самые пушистые меха. Там персидский фаянс соперничает с китайским фарфором, а рядом с изделиями коромандель[70] бледнеет японская бронза.

Лондон принимает всех, все покупает и все перепродает, зарабатывая на перевозках огромные барыши, а значит, достигает главной цели коммерции. Он считает, что все к лучшему в этом лучшем из миров, и рукоплещет самому себе за то, что поставил весь мир на службу своему невероятному процветанию.