Изготовление фиктивных копий несуществующих документов дело нешуточное!

Так, например, для изготовления фиктивной копии свидетельства о крещении, выданного церковью до революции, следовало иметь какое-нибудь подлинное свидетельство, позволяющее скопировать форму документа и его особый язык, а также название храма, в котором было совершено таинство, и имя совершившего его священника.

Аналогичная картина и для копии завещания: форма, язык, адрес нотариальной конторы, имя нотариуса и, соответственно, печати.

В развалке на Софиевской у Таси не было ни того ни другого, ни третьего, и, следовательно, ей нужна было помощь профессионала.

Таким «профессионалом» мог, конечно, оказаться тот безыменный «нотари-ус», о котором болтала Ролли.

Но работа нотариуса должна была быть оплачена, а Тася, как мы знаем, подарила «нотари-усу» всего лишь «серебряную сахарницу и чайницу».

Вещь эта, видимо, была раритетная и дорогая, но подарить ее в знак признательности можно было другу, а не чужому человеку, выполнившему подделку документов и рисковавшему при этом своей жизнью.

Сопоставив все эти факты, мы пришли к выводу, вопреки всему, говоренному и написанному нами ранее, что подделку документов выполнил Александр Дьяконов.

Именно он и никто другой!

Именно он, практикующий адвокат, имел в своем распоряжении и советские печати, и все необходимые подлинные документы. В первую очередь, возможно, подлинное свидетельство о крещении самой Зины Дьяконовой, с которого можно было снять копию, заменив имя и фамилию.

И именно ему в знак признательности была подарена раритетная «сахарница и чайница».

И не случайно Дьяконов, не желая «светиться», отсутствовал в зале Военного Трибунала. Вместо него была там жена его Зина.

Земной поклон вам, Зина и Александр Дьяконовы!

Пусть земля будет вам пухом…

Но почему же все-таки Тася многие годы так упрямо твердила, что все фиктивные документы она изготовила сама?

Видимо, просто старалась сберечь репутацию Дьяконова.

Согласитесь, негоже практикующему адвокату подделывать завещания!

Вы, наверное, помните, что точно так же поступала и Фаничка, мама Янкале: спасая репутацию Ольги Гааз, подделавшей паспорт Елизаветы Луковой, она взвалила вину «кражи паспорта» на себя.

Так что кому и как и в каком случае гоже или негоже красть паспорта и подделывать завещания – это еще большой вопрос!

Фиктивные документы, изготовленные Александром Дьяконовым для родителей Ролли, так же, как паспорт, подделанный Ольгой Гааз для мамы Янкале, по большому счету спасли нам всем жизнь.

И тем ужаснее стало положение родителей Ролли, когда по окончании суда они вдруг остались без этих документов. Как оказалось, капитан Атанасиу, изначально знавший со слов Надежды Федоровой, что они евреи, предпочел на всякий случай оставить эти явно поддельные документы «в деле», а может быть, и уничтожил их – ведь при обнаружении подделки у него самого могли быть неприятности.

От Ролли: Одна кошка и один кот

Одесса, март 1943 г. Более 500 дней и ночей под страхом смерти

Тася сказала мне правду: эти новые бабушки – Лидия Александровна и Александра тоже почему-то Александровна – и вправду добрые, и от них очень вкусно пахнет супчиком. Только про кошек она все-таки все перепутала, и папа правильно на нее сердился.

Нет здесь никаких двух кошек!

И никаких двух котов тоже нет!

Здесь живет всего одна кошка и всего один кот – девочка и мальчик.

Мальчика зовут Пух. Он большой, серый и пушистый. И похож на свою хозяйку – бабушку Александру Александровну. А девочку зовут Кэти. Она похожа на бабушку Лидию Александровну. Обе они маленькие и беленькие. И носики у них одинаковые – розовые.

Лидия Александровна даже смеется так, как Кэти: «ми-ми-миу».

Тася здесь для нас все устроила и купила нам много разных вещей. Мы их все на себя нацепили и пошли на суд, в «Куртю». Поднялись по лестничке, и Тася зашла внутрь, а нас с папой не пустили, и мы остались на улице. Папа сказал, что суд будет короткий, потому что дяденька Атанасиу обещал.

Я на ступеньку села, а папа по улице стал бегать. Бежит до угла, где будка, в которой Вьеру-Канешно мне куколку Папушу купил, и бежит обратно. Добежал до меня и снова к будке бежит.

А я на ступеньке сижу и смотрю, как на суд этот люди идут. Идут и идут, и на меня никакого внимания не обращают. Только тетя Нина Харитонова обратила, остановилась и меня по головке погладили.

Вдруг вижу Женька Гидулянова скачет. А с ней под ручку этот, как его, ну дядька, который ко мне в Дерибасовку приезжал и шоколадной конфетой угощал, Кардашев, кажется. Женька длинная и желтая, а Кардашев маленький и толстый, и усы у него, как у кота, топорщатся. Ну, точь-в-точь, как лиса Алиса и кот Базилио… ну, вы знаете, из сказки про Буратино.

Алиса увидела меня, удивилась и говорит: «А-а, ты тоже здесь?»

А потом фыркнула, ну так, как все лисы делают, наклонилась к Базилио и говорит ему в самое ухо: «Она тоже здесь». Он что сам не видит? Слепой, что ли, как кот Базилио?

Суд этот в конце концов кончился, и все, кто на него заходил, стали из него выходить. Толпа целая. Я даже со ступеньки встала, чтобы они меня не задавили. Тут и папа ко мне подбежал. А потом из дверей вышла Тася и говорит: «Все. Конец!» И мы пошли домой.

Я раньше думала, что этот новый мой Дом мне не понравится и я буду скучать по «Курте». Но потом он мне как раз понравился.

У меня было много разных домов.

Я всех их, наверное, даже не помню.

Сначала, мне кажется, я жила на Петра Великого, в доме дедушки Тырмоса, и мы с папой ездили к Тасе в ссылку в Кокчетав, где были верблюды, как в Египте, откуда мы все вышли.

А потом – на даче Хиони, где была бомбежка. И снова на Петра Великого, но уже в другом доме, потому что тот наш старый дом почему-то взорвался и от него остались только три стенки и Тасин грязный рояль.

Из этого нового дома мы хотели удрать и вылезли через окошко, но нас поймали солдаты и загнали в школу, где папа читал мне книжку про даму, которая сдавала багаж. Но школу эту в конце концов зачем-то подожгли, и мы все выпали из нее вместе с дверью на улицу и побежали к дяде Тиме Харитонову, чтобы там у него на стеклянной веранде спрятаться.

Бежали мы быстро, но все равно добежать не успели,