по выявлению в рядах КПК нелояльных лиц. Движение против правого уклона было направлено не только против тех, кто весной 1957 г. критиковал партию извне. Его жертвами стали и многие тысячи членов партии и молодых кадров, которые вняли призыву Мао исправлять недостатки КПК и выступили с открытой критикой этих недостатков. Теперь озвученные ранее замечания в противовес «пролетарской» и «социалистической» позиции объявлялись признаками политической нелояльности с «буржуазным» и «либеральным» уклоном. Мао утверждал, что эти разногласия отражали продолжающуюся на территории Китая классовую борьбу, которая эхом отзывалась и в рядах КПК. Члены партии подвергались наказаниям как «правые уклонисты» за озвучивание мыслей, которые признавались выражением идеологии бывших классов-эксплуататоров. Заявлялось, что подобная антисоциалистическая критика направлена на политическое ослабление партии и препятствование переходу Китая к социализму.

По мере слияния Движения против правого уклона с «большим скачком» основным выражением политической лояльности стали воодушевленная поддержка борьбы за повышение производительности и демонстрация веры в успех кампании. В свою очередь, скептические заявления в адрес предпринимаемых мер и претензии по поводу «большого скачка» или освещение фактических проблем, возникавших в результате воплощения инициативы, признавалось признаком политической нелояльности. После того как «большой скачок» привел к реальным проблемам и появились многочисленные свидетельства тому, что данный политический курс оборачивается катастрофой, была запущена вторая кампания по проверке политической благонадежности – движение против «оппортунистов правого толка», к которым относили людей, сообщавших о проблемах или рекомендовавших сбавить обороты. Это исключило возможность скорректировать ход программы, что позволило бы избежать наиболее сокрушительных провалов «большого скачка» и спасти десятки миллионов жизней.

Истоки «большого скачка»

В течение 1950-х гг. Мао неизменно настаивал на ускоренной трансформации Китая по советской модели. Коллективизация сельского хозяйства и национализация промышленности, во многом за счет его вмешательства, завершились гораздо быстрее, чем изначально планировалось. Это обернулось проблемами для сельского хозяйства, и в 1955 и 1956 гг. отвечавшие за экономическое планирование руководители порекомендовали не завышать целевые показатели по производству зерна, а равно и иные квоты чрезмерно. «Рывок напролом», полагали они, приведет к экономическому дисбалансу и навредит экономическому росту в долгосрочной перспективе, ставя под вопрос выживание крестьян. В течение 1956 и 1957 гг. критикам удавалось сдерживать стремление Мао довести показатели производительности до неподъемных уровней. Но всему когда-нибудь приходит конец [Bernstein 1969; Teiwes, Sun 1993, 1997; 1999: 20–52].

Мао перешел в атаку на партийных заседаниях в сентябре – октябре 1957 г., на пике Движения против правого уклона. Он призывал к утверждению более амбициозных показателей производительности. Он превратил вопросы экономической политики в проблемы политической лояльности. Он заявил, что основное противоречие Китая, как показали озвученные правыми уклонистами замечания, заключалось в классовом конфликте между буржуазией и пролетариатом. Партийные лидеры, которые в последнее время выступили против «рывка напролом», допустили, с его слов, «отклонение вправо». Эта ошибочная политическая линия, заключал Мао, привела к смягчению мер классовой борьбы и поощрению нападок со стороны «буржуазии» и «обеспеченных крестьян» в 1957 г. [Teiwes, Sun 1999: 67–69].

Амбиции Мао по реализации «большого скачка» расцвели пышным цветом в ноябре 1957 г. во время его визита в Москву по случаю 40-й годовщины Октябрьской революции. За год до этого Хрущев заявил на съезде КПСС, что новый пятилетний план СССР станет «большим шагом вперед» в деле строительства коммунизма. В мае 1957 г. он провозгласил, что за 15 лет СССР обгонит США по объемам производства «основных видов товаров». В личной беседе с Мао первый секретарь ЦК КПСС, вероятно, рассказал о прогнозах, что к 1970 г. седьмая пятилетка позволит СССР перегнать США по выпуску промышленной продукции на душу населения. [MacFarquhar 1983: 16][106]. Мао, как и Хрущев, был преисполнен оптимизма по поводу перспектив развития социализма и, так же как и Хрущев, пренебрежительно относился к мнениям экспертов и сотрудников плановых органов, которые утверждали, что столь завышенные планы невозможно реализовать на практике. Громкие заявления Хрущева укрепили уверенность Мао в собственных воззрениях. Прямо из Москвы он позвонил в Пекин и заявил, что противостояние «рывку напролом» является ошибкой и что социалистическая экономика может развиваться гораздо быстрее, чем считают его осторожные коллеги [Ibid.: 17; Teiwes, Sun 1999: 70–71].

Похвальба Хрущева вдохновила Мао сделать в Москве публичное заявление о том, что за 15 лет Китай обгонит Великобританию. Это утверждение стало официальным партийным курсом спустя две недели после возвращения председателя КНР из поездки [MacFarquhar 1983: 17]. Мао хотел добиться мгновенного экономического прорыва за счет политической мобилизации. В рамках первого пятилетнего плана китайская экономика демонстрировала стремительный рост, но, что типично для советской модели, его результаты были в значительной степени несбалансированными. Темпы роста промышленности в пять раз превышали скорость развития сельского хозяйства. Показатели производства зерна на душу населения росли медленно, без какого-либо чистого прироста в объеме зерна, необходимого для обеспечения жизнедеятельности промышленных работников [Lardy 1987a: 360].

Мао раздражали рекомендовавшие двигаться осторожно и придерживаться баланса чиновники в плановых структурах. Он был уверен, что все преграды на пути сметут коллективизация и массовая мобилизация [Ibid.: 362]. Он отверг подход сбалансированного развития промышленности, за который выступали такие официальные лица, как Чэнь Юнь и Дэн Цзыхуэй, чьи идеи разделял и премьер Чжоу Эньлай. Чэнь Юнь отстаивал необходимость увеличения доходов крестьян и повышения инвестиций в легкую промышленность для обеспечения населения потребительскими товарами, на покупку которых могли бы пойти их возросшие доходы. В свою очередь, доходы, полученные от легкой промышленности, можно было бы перенаправить в тяжелую промышленность. Чэнь Юнь в своих воззрениях был близок к Николаю Бухарину, который в течение 1920-х гг. выступал за принятие в СССР схожих мер. Такой подход Сталин в рамках своей борьбы с оппонентами заклеймил как правый уклон, что было отражено в «Кратком курсе истории ВКП(б)», сформировавшем представления Мао о марксизме-ленинизме [Lieberthal 1987: 300][107]. Хотя взгляды Чэнь Юня шли вразрез с господствующими в СССР при Сталине тенденциями, на момент повествования они полностью соответствовали ретроспективно критическим взглядам на советскую модель развития, которые в 1950-х гг. нашли широкое распространение как в СССР, так и в Восточной Европе. Воззрения Мао же представлялись абсолютно несовременными, а в глазах тех, кто имел представление о социалистической экономике, – догматизированными, ограниченными и опоздавшими на 20 лет.

Мао полагал, что решение вставшей перед ним проблемы возможно через ускоренный прорыв в увеличении поставок зерна за счет организационного переустройства и политической мобилизации. Из сельских районов надлежало извлекать больше зерна, чтобы обеспечить дополнительные инвестиции в тяжелую промышленность. Мао верил, что укрупненные и более «социалистические» сельскохозяйственные ячейки позволят добиться экономии на масштабах и что интенсивная мобилизация существующих ресурсов, в особенности трудовых,