сквозь пену цепких уст чужих морей?

Иль знаменья, растрёпанные пряди

комет, теснящих ночь в своем распаде,

когда всё запечатывает тьма,

И звёзды сходят яростно с ума?

Иль темень, дрожь холмов, кружатся крылья,

Везде непримиримое бессилье,

луна меняет свой тоскливый свет,

Всю ночь проводят в муках семь планет,

семи плеяд усталое рыданье

Тоску небес питает в мирозданье?

не в ладан ли убийство спрятал Бог?

но скрытый лик его, железо ног

нам разве не давали ежедневный

Урок попранья, горестный и гневный.

не он ли голод слал? кто плоть и дух

Терзал тоской? кто к их мольбам был глух?

Рождал у них желанья жаркой страсти,

на немощь их взирая без участья?

Топил их души, плоть винил в грехах:

Живил их (болью) мёртвой страсти прах,

Чтоб жизни цвет отдать судьбе суровой?

кляла Его, разить была готова,

Тепло устам холодным Бога дать,

с его бессмертьем нашу смерть смешать.

зачем он создал нас? Жить с отвращеньем

к лучам бесплодным солнца и с презреньем

к луне в ущербе, что как воск бледна,

Ждать, как прорвёт нас времени струна?

Ты тоже постареешь, безусловно,

подобна будешь розе однокровной,

Иль спетой песне, сказанным словам,

Упавшим, увядающим цветам,

никто не вспомнит о тебе в печали;

Ведь Музы твоим прядям не связали

Цвет пиерийский[144], что всё лето рос

привитый, как бутоны смертных роз,

как лепестки, чьё скоро увяданье,

И не сойдёт с небес к тебе сиянье,

Чела не побледнеет краснота

от скорбной тени пышного листа.

Тебя забудут, как вино пролили,

но как мои уста твои язвили

останется бессмертным – только я,

И звуки волн, и проблески огня,

И музыка в сердца их не вольётся,

И не узрят небес златые кольца

(Без перьев крылья в воздухе горят),

преследованье молний гулкий ряд,

охоту по непаханому полю,

но в свете, стоне, смехе или боли,

В мелодии, в слиянье губ и рук,

И дрожи вод, земле пославшей звук

Морей неизмеримое величье,

Меня запомнят, но в другом обличье.

как я, и ночь спокойной будет тут,

И ветры целомудренно сомкнут

Дрожащие уста и сложат крылья;

И соловьи споют любви всесилье,

И струны лютни дрогнут, как листва;

как я – звезда восторгами жива,

Что хладные уста луны лобзает,

как я – твои; я – день, что не сияет,

Ведь солнца луч бесплоден; и как я —

В речушках и морях шумит струя.

я время, как поток, терпеть не в силах,

я знаю по своим томленьям в жилах

Желанье звука вод; мои глаза

горят огнём, что полнит небеса

Тревогой звёзд и пламенем планет;

скорбь сердца моего их вечный свет

Впитало, я их жажду всей душою,

И лето, обрамлённое листвою,

И зимние недуги; на земле

смерть и рожденье будто бы в петле —

Ты жаждешь их – но после полн страданья,

Моя ли боль теснит её дыханье;

Её ростки пусты, плоды – лишь прах,

нагнулись ветви, а в её корнях,

Тончайших и корявых – яд; под ними

зубами змеи, острыми, кривыми

коварно точат кости мертвецов,

А птицы рвут её ветвей покров.

они для слов его и мыслей тканны

спасителем, – меня создав нежданно,

он песни на моих губах зажёг,

как ей – лежать в земле не дал мне Бог.

прольёшь ты слёзы; что же я: работа

Везде кипит, рожденье, смерть, заботы,

проходят годы, звёзды, он творит

Всё вновь, что было ране – умертвит,

он тех сильней, кого готовит к смерти…

Меня ж, создав, он не убьёт, поверьте.

И не насытит, как свои стада,

Чей смех и жизнь недолги, чья нужда —

лобзанья средь услады скорой, сладкой,

но смерть их схватит медленной повадкой;

Их ненависть иль страсть, спор иль почтенье,

он волен привести всё к завершенью.

хоть в ненависти он меня убил,

В глубоком нежном море в гневе скрыл,

покрыл меня прохладной бледной пеной,

наполнил душу лёгкостью блаженной,

И подарил мне волны вечных вод,

Ради меня назвал их в свой черёд,

Моря милы все – но умру я всё же,

засну, забыта здесь, Великий Боже

главенствовать не станет надо мной.

Цветут деревья на холмах весной,

как воздух чист, над шумною долиной —

напевы пылкой песни соловьиной,

Бутоны, как огонь, зардели враз,

песок поблёк, и тщетен волн экстаз,

на море паруса – цветов белее,

И песни слёз, и оды птиц в аллее —

Всё будет петься, лишь поёт весь мир —

я, сапфо, я одна для них кумир,

я с высшим – навсегда; меня однажды

Увидят, песнь мою услышит каждый:

Живи с людьми и каждый день им вновь

Дари и грусть, и радость, и любовь.

И скажут, что земля родит напрасно

Всё новое – где ныне, что прекрасно;

плоды есть, пашни, дни – в пирах, в бою,

но песни нет похожей на мою.

Меня они узнают, как ты знала,

я раньше чувство к Аттису[145] питала,

сейчас люблю тебя; вот их хвала:

«нам день один, ей время без числа,

Ей вечно жить, и велика в ней воля!»

Да, ты умрёшь, а мне живой быть – доля.

Ведь души мне вручат свои они,

свою любовь, я ей живу все дни,

Вновь возбудят, вольют в меня дыханье,

спасут, послужат, примут смерть, страданья.

Увы, ни снег, ни росы, ни луна

не смогут оправдать меня сполна,

не убедят без умиротворенья,

пока не даст мне лёгкость сна томленье;

пока не будет вялым время тут,

пока богов оковы не спадут,

И не исполнит рок мои запросы,