— Итак, ваше императорское высочество…

— Прошу вас, Константин Эсперович, обращайтесь ко мне по имени отчеству. Так нам всем будет удобнее.

— Как прикажете, Николай Александрович. Я успел по дороге до некоторой степени ввести вас в курс дела.

— Да, я понял, что мой отец желает некоторого сближения с властями Китая для сдерживания Японской экспансии в Азии. Но вместе с тем есть и узкие места, и некоторые ограничения.

— Все верно. Император прислушался к моим настойчивым предложениям и счел возможным устроить такую наглядную демонстрацию добрососедского отношения со стороны России, как визит наследника престола. Но на востоке большое значение придают словам и даже жестам. Очень важно не допустить и малейших промахов. Иначе мы либо умалим достоинство России в глазах китайцев, или напротив, чем-то обидим или заденем гордость этого народа и его руководителей. Но и холодности, отстраненности нам показать нельзя. Как видите, надо пройти между Сциллой и Харибдой. Уверен, вы справитесь.

— Слушаю вас внимательно, Константин Эсперович. Рассказывайте. Обещаю, я все запомню.

Насчет портного князь не соврал. Сразу после полуночной беседы в посольство была приведена целая делегация улыбчивых, несмотря на поздний час, китайцев, главой которой был низенький, но при этом юркий мастер, которого Март про себя сразу же обозвал «мастером Шифу».

Смешно лопоча на ломаном русском, они сняли с принца и его высокопоставленного спутника мерки, а их начальник тем временем показывал клиентам альбом с образцами. Судя по всему, услуги его мастерской пользовались большим спросом среди дипломатов и военных всех стран, имеющих свои представительства в Чунцине. Во всяком случае, альбом был довольно потрепан, а выбор просто огромен. От формы британских гуркских стрелков, что, в общем, для Юго-Восточной Азии нормально, до, скорее всего никогда не бывавших в этих краях, шведского королевского флота.

Образцы русских мундиров также имелись в большом ассортименте. Николай выбрал для себя мундир лейб-гвардии Атаманского полка, шефами которого традиционно являлись наследники Российского престола. Март же оригинальничать не стал и предпочел летную форму, которую носило большинство рейдеров.

Уже к десяти утра «мастер Шифу» и его подручные вернулись с пошитыми на живую нитку мундирами. Затем последовала примерка, и тут же застрекотали захваченные предусмотрительными китайцами переносные швейные машинки.

— Знаешь, Мартемьян, — признался впечатленный увиденным зрелищем Николай. — Я сейчас посмотрел, как работают эти люди, и почему-то немного испугался.

— Они большие молодцы! — осторожно согласился с ним Колычев, подозревающий, что, по крайней мере, некоторые «портные» могут понимать по-русски.

— А какие у нас вообще с ними отношения? — неожиданно спросил цесаревич.

— Тебя разве посол не проинструктировал? — удивился капитан «Ночной Птицы».

— Конечно. Но князь говорил о высокой политике, о том, как мы помогаем им в войне…

— И что ты не понял?

— Дело не в этом, просто мне интересно, что о нас думают простые люди, а также руководители Гоминьдана…

— Давай для начала дадим им закончить, — дипломатично улыбнулся Март, буквально кожей ощутивший, что портные ловят каждое их слово. — Народ в Китае довольно бедный, но при этом очень трудолюбивый. Не удивлюсь, если эти ребята ночуют прямо у себя в мастерских, а едва проснувшись, берутся за работу.

— Ты не хотел говорить при китайцах? — спросил цесаревич, когда портные закончили, и они остались одни. — Полагаешь, что среди них мог быть кто-то, знающий наш язык?

— Верно! — кивнул Колычев. — А также английский, немецкий и французский, на тот случай, если мы не будем пользоваться родным.

— Право, мне кажется, ты преувеличиваешь.

— Возможно, но это тот самый случай, когда лучше перебдеть, чем недобдеть! Что же касается твоего вопроса, то отвечу тебе так. Мы для китайцев лишь ситуативный союзник. Враги их врагов, не более.

— Но почему? — изумился Николай. — Ведь мы им поставили столько оружия…

— Понимаешь, жители «Поднебесной» в массе своей очень жесткие националисты и патриоты. А уж о членах Гоминьдана и говорить нечего. Китайский национализм — их официальная партийная идеология. И у них целый мешок претензий к нашей стране.

— Какие же?

— Ну, сам посуди, еще совсем недавно они считали себя центром мира, а остальные страны либо вассалами, как Корею с Японией, либо не стоящими упоминаниями варварами, как весь остальной мир.

— И нас тоже?

— Конечно. Такие же «заморские черти», как голландцы или англичане. Даже хуже.

— Но почему? В смысле, почему хуже?

— Потому что мы не только заняли Порт-Артур, как португальцы — Макао, или англичане — Гонконг. Но и признали независимость Кореи и Внешней Монголии, а Маньчжурию, которую они, кстати, тоже считают своей, сделали практически протекторатом.

— То есть, для них мы такие же захватчики, как и японцы? — немного поразмыслив, спросил Николай.

— В общем, да. Разве что резню никогда не устраивали как джапы в Нанкине и в правах на своих территориях не ущемляем, а так…

— А ты сам как думаешь, это китайская земля?

— Что именно? Корея с Монголией? Определенно нет.

— А Маньчжурия?

— Хороший вопрос. Скажи, Казань — российский город?

— Конечно!

— А в пятнадцатом веке?

— Прости, я тебя не понимаю…

— Все просто. Примерно триста лет назад маньчжуры начали завоевание Китая и, как тебе вероятно известно, преуспели в этом. После чего основали новую императорскую династию.

— Цин? Но ведь Синьхайская революция свергла императорскую власть…

— Вот именно. Но земли бывших завоевателей китайцы по привычке считают своими. И продлись их сосуществование в едином государстве еще немного, скорее всего, так бы и было.

— А теперь?

— Честно?

— Ну конечно!

— Не знаю. Видишь ли, сейчас в это трудно поверить, но у Китая большой потенциал. И вполне может статься, что в будущем именно он станет мировым лидером.

— Ты серьезно?!

— Ну а почему нет? Страна немаленькая и с огромными ресурсами. Народ талантливый и очень трудолюбивый. Добавь к этому великую историю и не менее великую культуру. В общем, у них есть все, кроме…

— Кроме чего?

— Спокойствия. Случись в Европе большая война, вроде тех, что бушевали во времена Наполеона, или даже пара…

— Ты говоришь страшные вещи, — задумался цесаревич, но потом тряхнул головой, как будто отгоняя наваждение. — Или все-таки шутишь. Ну с чего бы в старой доброй Европе затевать кровопролитие? Да