Некоторое время Ян молчал. Обдумывал новую информацию, пытаясь как-то уложить в голове тот факт, что какой-то аристократ обыграл целое отделение Имперской Канцелярии. Пусть не полностью, но парализовал деятельность могущественного ведомства в отдельно взятом имперском городе.

Ему очень хотелось воскликнуть: «Как же так?! Это же империя! Как один аристократ, про которого нам доподлинно известно, что его сын культист и фонит Адом так, что кишки сворачиваются, мог ставить палки в колеса правосудия, а ты сейчас сидишь здесь и руками разводишь?» Но это было бы ребячеством. Эмоциональным выкриком ребенка, который обнаружил, что взрослые в жизни зачастую так же беспомощны, как и дети.

А он был достаточно большим, как сказала бы мать, чтобы понимать — мир, при всей его внешней простоте, куда более сложен. Что империя только на бумаге такая могущественная и однородная. Что на самом деле каждый кризис сопровождается сотнями различных мнений по выходу из него. Что высшие чиновники Третьего Рима могут быть трусливы и продажны, а старые роды просто спят и видят, как бы им вернуть былое величие и желательно полную независимость от империи.

Он знал, что любой просчет внутренней или внешней политики эти «старообрядцы» готовы использовать себе на пользу, и плевать им, какой ущерб в результате получит страна. Ян навсегда запомнил слова отца, сказанные тем после одной охоты.

«Что хорошо в демонах, — заметил тогда Франц Эссен, — они видимое зло. Низшие не скрывают своих намерений. В отличие от людей у власти».

Поэтому Ян, чтобы не вступать в этот тяжелый и бессмысленный разговор, поднялся, собираясь уходить. Встреча с дядей, да и вообще, сотрудничество с «восьмерками» себя исчерпало. Страшная тайна про могущественную организацию на деле обернулась «соломенным волчком».

— Не лезть на рожон, говоришь, дядя Богдан? Я Эссен. Я не интересуюсь политикой, — сказал он, уже стоя в дверях.

— Я бы ответил тебе на эту глупость банальностью. Знаешь, про то, что случается с теми, кто игнорирует политику… — хмыкнул дядя. — Но ты же не станешь слушать?

Юноша кивнул, сохраняя на лице выражение упрямой решимости.

— Хотя бы попросить тебя не делать глупости я могу? — Коваль тоже поднялся.

— Попросить? Можешь. — С этими словами Ян закрыл за собой дверь.

В принципе, размышлял юноша, идя по коридору по направлению к своей комнате, ничего непоправимого не произошло. Цель не изменилась, Охота продолжается. Да, теперь не стоит рассчитывать на помощь дядиного ведомства — в ближайшие пару дней, а то и всю седьмицу, оно не будет предпринимать никаких активных шагов. За это время может многое произойти. Например, Адам может уехать из Львова и затеряться где-то на просторах империи — на такое денег у его отца хватит с избытком.

С другой стороны — именно сейчас Адам уязвим. Он уверен в своей силе, в возможностях своего отца и совершенно точно не ждет нападения. Что если перестать искать поводы, а по-простому и без затей прикончить адского выкормыша? Смерть аристократа будут расследовать, а значит, применят и модумы, анализирующие эманации виты. Это сейчас нужны серьезные основания, чтобы проверить представителя влиятельного рода на источник, а когда у них на руках будет труп, Экзархат обязательно проведет анализ. И сразу же обнаружит Дыхание Скверны, которое сразу все расставит по местам.

«Придется, правда, день-другой посидеть в клетке, — уже приняв решение, подумал Ян. — Без вариантов меня схватят, закуют в дивинит и замучают допросами. Но это ничего. Как в засаде сидеть — по времени за пару дней до правды докопаются. А если сразу над телом Право Охоты объявить…»

Одна из дверей распахнулась так резко, что задумавшийся юноша едва не получил деревянной створкой по лбу. Он и выругаться-то не успел, когда дверь снова захлопнулась, а перед ним возникла София, опасно щурившая глаза.

— О чем это ты шептался с дядей? — с ходу выпалила девочка.

— Шептался? — это все, что Ян сумел вымолвить в этой ситуации.

— Я не дура! Что у вас за дела? Ты сперва его сторонился, держал дистанцию, а после того, как он тебя от жандармов вытащил, каждую свободную минутку с ним проводишь! Ну-ка быстро, Йоханн Эссен, говори мне правду!

На миг юноше показалось, что он видит перед собой мать. Только значительно помолодевшую, ниже ростом, с еще угловатым подростковым лицом. Но сходство было просто поразительным. В особенности зеленые глаза, которые сейчас могли поджечь что-нибудь легко воспламеняющееся. Так мама смотрела, когда Ян по глупости или незнанию совершал что-то, по ее мнению, недостойное.

Возникло даже желание промямлить что-нибудь в свое оправдание. Мол, ты не так все поняла, я вообще тут ни при чем, это тот мальчик, который сын бондаря. Кого хочешь спроси!

Моргнув и прогнав видение, молодой человек усмехнулся — ну надо же. Взял сестру за руку и молча завел в ее же комнату. Прикрыл дверь, усадил ее на софу возле кровати, а сам расположился на небольшом пуфе. Пока проделывал все это — принял решение.

Емко, но с необходимым количеством разъяснений и подробностей, он рассказал Софии, кто такой на самом деле их дядя, а также о том, зачем ему понадобились Эссены во Львове. Притихшая сестра слушала молча, не сводя с него внимательных глаз. Как и он в свое время, она не выглядела ни удивленной, ни возмущенной. Только собранной и готовой к действию.

Не удивилась она и тому, что дядя, несмотря на его принадлежность к такой серьезной, казалось бы, организации, фактически самоустранился. И теперь больше думает о выпивке, чем о том, что проблему культистов в его городе вообще-то надо решать.

— Вот так, — сказал Ян в завершении. — Раньше тебе не говорил, потому что он просил. Но после того, как деятельность Восьмого отделения заблокировал отец Адама, решил, что хуже уже не будет.

— Ага, — хихикнула девочка. — Решил он! Еще скажи — сам! Если бы я тебя к стенке не приперла, ты бы так и ходил весь из себя таинственный!

Юноша только плечами пожал, мол, как тебе удобно, так и считай. Играть в эти девчачьи игры «нет, это я была права, а не ты», он точно не собирался.

— А теперь я хочу убить Адама Олельковича. Завтра, наверное. Лучше всего делать это в его поместье, где после отъезда его отца должно остаться мало людей, а для этого нужно изучить его. Ты пойдешь со мной?

— Думала, ты уже и не спросишь… — проворчала София, состроив недовольную мордашку. Которую, впрочем, не смогла долго удерживать. Меньше чем через пять секунд она уже висела на шее у брата. — Ты у меня самый лучший!

Примерно так она в свое время реагировала на покупку обновок, которые оплачивал Ян.

«Дите еще совсем, — подумал он, прижимая сестру к себе. — Но Эссен».